брать кусок курицы руками, как сейчас делают мужчины. Володя похож на своего отца, только он красивее: Петр Андреевич, наверное, в молодости был таким же, а сейчас у него нижние веки слегка обвисшие, складки глубокие от носа до подбородка, но в целом вид мужественный. Глаза у него, правда, серые, а Володе достались карие, как у матери.
Та глядела пристально:
– Кушай, Лиля, не стесняйся. У нас все свое, с огорода. А ты где живешь? У вас тоже свой дом?
– Нет, у нас квартира.
– Двухкомнатная? – не отставала Ираида Васильевна.
– Мать, что ты пристала? – вмешался Володя. – Галчон, попробуй колбаски, она, правда, не с огорода, но тоже ничего.
Что-то прогудел его отец, вроде бы добрый. Этот гул и мимолетно-внимательные глаза, такие дружелюбные, сняли наступившую было напряженность. Но Лиля чувствовала, что ее зондируют. Видимо, Володя о ней ничего не рассказывал, вот они и пытаются выяснить, кто такая. Узнав фамилию и адрес, выяснить остальное для них не составит труда. А то, что они узнают, не поднимет ее в их в ее глазах: мама работает в городской библиотеке, дочка заканчивает школу. И все. Беднее церковных мышей, но зато есть интеллектуальный багаж. Правда, от него сейчас толку никакого, умных много, богатых мало. Связей тоже нет, и вообще, что из нее получится через несколько лет? В лучшем случае преподаватель или журналист, хотя в журналистику ей не хочется. В городе выходит районная газета, но читать этот листок невозможно. Сплошные репортажи с колхозных полей и из цехов заводов. Стихи, которые она в прошлом году туда отнесла, отклонили, сказав, что не их формат. Посоветовали написать очерк, но она так расстроилась, что совету не вняла.
– Ты чего такая хмурая? – спросил Володя, когда они вдвоем вышли в сад.
– Ничего.
Лиля не стала говорить, что от деликатесов ее немного мутило. Она села на скамейку у веранды, рядом пристроился безымянный пес, положил голову ей на ступню, стучал хвостом по земле, покрытой юной травой, преданно смотрел, поднимая голову. Вдруг сорвался с места и с визгом рванул к калитке. Там показалось круглое, как луна, лицо Володиного соседа Сашки.
– Привет, советская молодежь, – сказал Сашка.
– Заходи, – пригласил Володя.
– Нет, в другой раз. Володька, ты обещал посмотреть мой телефон, я тебя ждал.
– Галчон, обожди немного, я скоро. У Сашки телефон сломался. Я быстро.
Володя ушел к соседям, собака спряталась от пригревающего солнца в конуру, и Лиля осталась одна со своим комплексом социальной неполноценности и тошнотворной сытостью. Причины для комплекса имелись. Дом этот находился в той части города, которую жители пятиэтажек называли «частный сектор». Он настолько отличался от собственно города, что существовал как бы сам по себе, и от массива города отделялся заводиком, потом пустырем, через который по асфальтированной дороге мчались машины. Частный сектор был разбит на квадраты, к каждому дому можно было подъехать на машине.