ладонями:
– Подглядываю? Я? Через веб-камеру? Не понимаю, о чем вы…
– Оставьте эту чушь! Не хочу даже и слышать. – Она снова распласталась на столе. – И кстати, у вас ширинка нараспашку.
Кентаро опустил взгляд на брюки, поспешно застегнулся, после чего приступил к работе.
В своем ремесле Кентаро был великолепен, как никто и никогда. Он мог часами концентрироваться на сверхкропотливом занятии – и обычно клиент просил сделать перерыв прежде, чем сам мастер уставал. Набивая татуировку, он всей душой вкладывался в свое творение, и друзья-художники всегда высоко ценили его произведения.
Наоми приезжала к нему в салон в течение нескольких месяцев – всякий раз, как у нее выпадало свободное время. И Кентаро всегда был рад их встречам. Для Наоми у него имелись особенно тонкие иглы, специально изготовленные лучшим мастером клинков в Асакусе.
Кентаро предстояло изобразить чернилами целый мегаполис – по всей спине, плечам, рукам, ягодицам и бедрам. Начал он с дорог, силуэтов зданий, линий рек, набивая контуры еще до того, как определился с цветами татуировки. Требовалось сперва полностью наметить этот призрачный, похожий на гигантскую ракушку остов Токио и лишь затем, покончив со всеми контурами, начинать затенение деталей и вносить цвет. На создание всей татуировки уйдет пара лет – при условии достаточно регулярных визитов Наоми, в каждый из которых Кентаро предстояло набивать лишь небольшой фрагмент изображения. Существенен был и вопрос о том, сколько боли сможет вынести его клиентка за один сеанс.
Кентаро энергично принялся за дело, подробно прорисовывая очертания города, что, по традиции тебори, выполнял бамбуковыми палочками, тонкими металлическими иголками на их концах глубоко прокладывая линии в коже Наоми и наполняя их чернилами. Она поистине была одним из самых выносливых клиентов за всю его практику: ни разу даже не поморщилась от боли. Прицепив к своим очкам пару увеличительных стекол, дабы прорисовывать тончайшие элементы татуировки, Кентаро изобразил совершенно микроскопические нюансы облика города, что при взгляде с расстояния идеально дополняли его целостность.
Затруднение у него вызывал только один момент: невозможно было, работая над конкретным фрагментом, удерживать в сознании вид города в целом. Ему приходилось продвигаться малыми осторожными шажками, сверяясь с увеличенным на экране ноутбука фрагментом. В отличие от всех предыдущих своих работ, которые Кентаро был в состоянии мысленно видеть целиком, размеры и масштаб макроскопического города были чересчур велики, чтобы эту картину способен был разом схватить человеческий мозг.
Несколько сеансов ушло на то, чтобы вытатуировать контуры. Наконец Кентаро завершил последнюю деталь – собственный тату-салон в Асакусе, где сейчас и работал. Крышу заведения он планировал оставить незакрашенной, дабы в финале, блюдя давнишнюю традицию, набить там свою подпись.
Едва закончив прорисовывать контуры черными чернилами, Кентаро был