снежок.
Пушкин любил осень, а я ее не люблю, не понимаю в ней красоты. Мне кажется, что осенью кончается все. Увядают цветы и деревья. Природа о чем-то грустит и сожалеет. Всегда разделяла Пушкинские строки:
«Приближалась довольно скучная пора,
Стоял ноябрь уж у двора».
Это был день именно такой, когда земля впервые после продолжительного дождя покрылась тонким, хрупким слоем льда. Выл ветер, гнал по полям колючие мелкие снежинки. Было холодно, пасмурно и скучно.
В нашей избе отчетливо было слышно протяжное завывание ветра, а в окна как бы кто-то стучался, говоря:
–К вам идет беда! Беда большая и злая, которую не умолишь и не упросишь пощадить, и не задаришь дорогими подарками.
Мама лежала в постели тихо, только изредка вздыхала и кашляла. Ничего она не просила, не стонала, не жаловалась. Часов в одиннадцать утра она вдруг села на кровати, попросила бабушку, чтобы та послала нас к ней.
Как сейчас помню ее фигурку – маленькую, худенькую, с заплетенной сзади косой. Сидела она, вытянув исхудавшие руки. Ноги босые, маленькие, еле доставали до пола. Вся она казалась до предела настороженной и напряженной, как бы собирала последние силы, чтобы выполнить свое последнее желание.
Мы подошли к ней притихшие, встали возле кровати. Она по очереди погладила нас по головкам, поцеловала, потом соединила наши головы вместе, прижалась к ним своим холодным влажным лбом, еще раз поцеловала и тихо вымолвила:
–Идите, играйте! Растите большими и здоровыми! Помогайте друг другу! Не забывайте маму!
Мы все стояли. Она еще раз погладила наши головы и легла, чтобы больше никогда не встать.
Мы ушли, чтобы опять продолжать наши детские игры, не подозревая, что у нас не стало матери – неоценимого и никем незаменимого человека. Человека, который дал нам жизнь и сделал бы все для нашего счастья.
Отца дома не было, он уехал в город, обещая быть к обеду. Бабушка вышла во двор напоить корову, а когда пришла сразу окликнула маму:
–Анна, Анна! Ты может чего-то хочешь? Ответа не последовало.
– Анна! Ты что молчишь – громче спросила бабушка, возясь с ухватом у дверей избы. Ответа снова не было. Тогда она бросила ухват и подбежала к кровати, потрогала мамин лоб и закричала каким-то истошным страшным криком:
–Что ты наделала? Ах, что ты наделала?
Бабушка причитала, плакала, бегая по избе, а потом приказала мне одеваться. Как-то странно натянула на себя валенки, шубу и платок, повязала на меня мамину большую шаль, схватила меня за ручонку и повела из дома. Зоя осталась одна с мертвой матерью.
На улице выл ветер, гнал колючий, мерзлый снег. Порой ветер закручивал снежный столб и мне казалось, что ветер унесет меня вместе с бабушкой куда-то далеко в ледяную холодную пустыню. Я не могла открыть глаз, их сразу залеплял этот противный снежный вихрь. В глазах появились красные круги. Было очень холодно и больно, а бабушка тащила меня изо всей силы за руку. Я не успевала за ней, падала. Она ругалась, кричала,