и знает об этом. Она более сдержанна, чем ее подруга, я бы даже сказал – аристократична.
Характерами девушки тоже сильно отличаются – как огонь и вода. Маргоша, естественно, огонь. Она непоседа и болтушка. Маргоша иногда курит, и я, конечно, не смог устоять перед ней и сразу выдал все тайны подземной жизни больницы. Рассказал про курилки для людей первого и второго сорта и про тайную комнату с диваном.
Наташа – это вода. Чувствуется, что она обязательно семь раз отмерит, а потом попросит кого-нибудь еще раз проверить расчеты. Она вся такая величественная и мудрая, что я не понимаю, почему, когда я смотрю на Наташу, у меня вертится в голове пословица о тихом омуте, в котором черти водятся. А еще не могу представить ее в танце, хотя Маргоша уверяет, что Наташа великолепно танцует.
Маргоша относится к подруге, как к старшей сестре, слушается её во всем и смотрит на неё восхищенными глазами. Я замечаю, что когда Маргоша ловит на себе укоризненный взгляд Наташи, то сразу сбавляет обороты, гасит свою сексуальность и становится паинькой. Но Наташа не тиран, позволяет подруге резвиться и очень редко одергивает её глазами.
Теперь по вечерам после последнего, самого долгого чаепития в палате, Дильшод говорит, включив акцент:
– Ну иди уже сисливсик, нильзя такой хороший два девушка ждать заставлять.
Мы с Маргошей встречаемся около дивана, а потом идем в подвал покурить. После долгого перекура возвращаемся на уютный диванчик в коридоре, где уже втроем, вместе с Наташей, болтаем до поздней ночи о всяких пустяках.
Девочки мне рассказывают о жизни танцоров. Это небольшая, но очень бурная и противоречивая тусовка, где все друг друга знают. О том, что уловки типа насыпать битого стекла в танцевальные туфли и порезать костюм конкурентки на конкурсе встречаются не только в фильме «Шоугелз», но и в жизни. Что Мигель и Егор конкретно так враждуют. Что Волочкова – это не только объект для насмешек всей страны, но и прекрасная балерина, заслуженно блиставшая прима Большого театра.
Я вешаю лапшу на уши девочкам о всяких забавных случаях якобы из моей жизни. Во всех этих случаях я, естественно, самый умный, самый смелый и красивый. Девочки делают вид, что верят мне, широко открывают глаза и ахают в нужных местах. Я делаю вид, что верю им, что они верят мне.
Вечер в компании девчонок пролетает незаметно. К себе в палату я возвращаюсь почти под утро и тихонько лезу под одеяло. Все дрыхнут, только Дильшод, будто бы во сне приговаривает:
– Ай малатса, ай малатса.
Я шепотом прошу Дильшода не путать китайский и таджикский акцент и ложусь. Вспоминаю лица похожих, но таких разных девчонок, и уже через пару минут понимаю, что это сон.
Иногда мы с Маргошей ходим в самоволку. Я договорился с охранниками, дежурящими на выходе из больницы. Поговорил с ними за тяжелые охраннические будни, про больных, которые беспределят и курят где хотят, того гляди притон в больнице устроят. Помог этим людям интеллектуального