миллионера совсем не был похож на беглого солдата, грабителя или даже на бродягу. Он представлял из себя какое-то жалкое, стремительно угасающее создание из неведомого погибшего мира. Жалко пулю тратить, нож пачкать, лень прикладом замахнуться. Не сегодня-завтра сам помрёт…
Никита улыбался в эти последние, как он верил, мгновения жизни. Сначала цепенел от ужаса: миллионы его связей с огромным прекрасным миром, с родными, близкими, друзьями и знакомыми, сейчас безжалостно оборвёт китайская пуля. Потом ошеломлял внезапный восторг: но он всё же познал счастливую жизнь, успел оставить добрый след!
Вместо пули получал брезгливый, злой пинок. Какое-то время лежал ничком, затем поднимался и брёл дальше в сторону моря.
Он быстро научился издалека замечать патрули или группу путников, освоил искусство прятаться. Бесправному нищему «китайцы при власти» любой день могли сделать последним или превратить в пытку тюрьмой.
Когда-то, среди богатых бездельников Петербурга, Никита услышал, будто китайский судья может назначить преступнику казнь медленным удушением. Не поверил. Спорил: разве могут люди с такой древней историей и культурой прибегать к подобному бессмысленному садизму?
Настало время сверить книжные знания и абстрактные схемы мудрецов с реальной жизнью. Лучше было бы наоборот: сначала узнать, что бывает в действительности, а лишь затем, в тиши и уюте библиотеки, почитывать умников, которые всё знают, всё готовы объяснить. В такой последовательности получилось бы не больно и гораздо смешнее. Выходит, – развивал мысль Никита, настоящий мудрец, – это человек, который, глядя, скажем на палку, сможет не только рассказать всё о древесине, способах и областях её использования, но и прекрасно осведомлён об ощущениях, которые приносит эта палка, прилетая по заднице или по хребту.
За время всего путешествия вне городов, он один раз чувствовал себя спокойно, находясь не в одиночестве. Стирая рубаху у ручья, оказался в компании старухи, которая по причине слабосилия, была не способна на грабёж. Правда, злобной от этого, она была чрезмерно…
Когда дорога до горизонта чиста была, брёл механически, совершенно равнодушным к окружающим пейзажам. Шаг за шагом. Безостановочно упрямо. Надо вызволить Ольгу. Больше нечего просить от жизни.
Тоска по милой извела уже вечером в день расставания. Как она там? Крыша пристройки, где её поселили, показалась ветхой: протекает ли во время дождя? Досаждают ли мыши? Кот, он видел, справлялся на своей должности. Душил неосторожно наглых грызунов, но мало ли… Может мыши свой большевистский переворот устроили, объявили кота уволенным, сократили должность усатого…
Иногда развлекал себя воображаемыми разговорами с мудрецами прошлого. Встретит богатого путника в роскошном экипаже с большим количеством чемоданов и передаёт мысленно привет Сократу, соглашаясь с ним: «Как много есть на свете вещей, которые мне не нужны». Устраиваясь на ночлег и оценивая пройденный