Младший знал армейские дела, знал лично многих офицеров и действительно был особенно близок к армии и обществу, в частности к думским политическим деятелям.
Стиль правления последнего российского императора сочетал вялость и непоследовательность с упрямым беспросветным консерватизмом. Во внутренней политике он совмещал аристократическую пренебрежительность самодержца, ориентированного на ему одному видимые великодержавные цели, с мистическими ощущениями собственной «народности», с верой в то, что не грязные мужики и замасленные «фабричные», и тем более не «жиды» и «интеллигенты» (самого этого слова Николай не выносил, как и Гитлер), а российский Народ, умытый, с расчесанной бородой и в смазанных сапогах, ему безгранично предан. На практике это находило проявление в поддержке предвестников фашизма – люмпенов из «Черной сотни» и «Союза Михаила Архангела», а также каких-то лжепророков и авантюристов, последним из которых был зловещий Распутин. Авантюрное мистическое окружение, в конечном итоге, не столько толкало Николая II к необдуманным рискованным поступкам, сколько усиливало унылое ощущение трагической обреченности.
Великий князь Николай Николаевич был связан с верхушкой армии, националистическим славянофильским обществом и с сербско-черногорскими кругами. Император Николай II и императрица Аликс, фанатичные сторонники самодержавия, династически близкие в первую очередь к немецкой аристократической верхушке, ненавидели общество и не доверяли никому, кто с ним был связан.
В российских националистических кругах в годы войны существовало убеждение в том, что царь находится в плену у немецких шпионов, которых поддерживает царица-немка. Потом, в советские времена, эта версия как-то забылась. Представляется, что в определенном смысле она не была совсем безосновательной. Конечно, ни о каком «плене» и ни о каком «шпионаже» не могло быть и речи. И Николай II, и императрица Александра оставались по-своему российскими патриотами – так, как могли быть патриотами самодержцы, для которых Россия была чистой абстракцией, сформованной их собственным воображением, а служение России отождествлялось со служением императору. Идея Великой России у императорской пары была мистически заоблачной и порождала туманные великодержавные цели и намерения, которые были и личными их стремлениями, и политическими установками военно-бюрократического механизма империи.
Распространение мистических настроений при дворе вообще не было исключительным явлением для тогдашней России. Распутин, в котором русские националистические круги видели проявление маразма царицы-немки и ее ближайшего окружения, в действительности был персонажем давней истории, его предшественниками были такие мракобесы, как Иоанн Кронштадтский или Илиодор. Эти темные личности являлись для двора не только святыми мистиками, но и олицетворением туманной субстанции Народа. Распутин, крайне эгоцентричный шаман с чрезвычайной жизненной силой, даже в своих сексуальных