далёких взрывов. Ущельями меж домов их тесная группа вышла к безымянному проезду, где стояли раздолбанный в хлам автобус и два военных автомобиля с турелями на крышах. Канонада, вспышки и топот ног – без единой мысли, почти без страха.
По ушам хлестнуло оглушительным треском – будто кто-то великанскими лапами рвал толстенные листы пластика. Один из броневиков буквально перерезало пополам и он съёжился, чихнул ядовитым дымом. Кто-то закричал. Яна, позабыв обо всём, задрала голову вверх и увидела, как по стене дома бегут огромные чёрные пауки. Их лапы блестели в народившемся зареве, а стволы спаренных пулемётов непрерывно двигались, словно настоящие хелицеры.
Огневую точку на балконе ликвидировали мгновенно. Кто-то всадил туда ракету, и стену вывернуло наизнанку огненным шаром. Перестрелка солдат с пауками заняла от силы десять секунд – Яну почти сразу сдёрнули вниз, под лестницу, что-то грохнуло, с визгом полетели осколки, а бетон у неё над головой вдруг усеяли чёрные оспины попаданий.
Всё закончилось почти сразу. Её опять выдернули – как манекен. От шока не гнулись ноги и голова почти не соображала.
– В автобус. Быстро! – велел один из солдат, и она буквально рухнула на сиденье, только теперь заметив, что автобус лишился крыши. Кругом – тела и обломки.
– Предатели, – бросил кто-то в открытую. – Асгардийцы, местные.
Запоздалый страх выпустил внутри свои когти. Яна знала. Все знали. Нижний Новгород был почти полностью монодоктринален – почти, к сожалению, лишь почти! – но в других регионах измена богостроителей прошлась граблями по живой ткани общества. В сети сновали страшные сообщения о бойнях внутри жилых башен, о кровавых схватках между соседями по этажу, о геноциде в отпавших районах и о вещах куда худших, в духе мятежа иниматов, когда и смерть порой становилась благом.
А потом корпораты походя сожгли Эдельвейс.
С кем сейчас дрались войска Союза, она не знала: десант Альянса или блуждающие силы предателей – разницы никакой. Не осталось ни линии фронта, ни по-настоящему безопасных мест. Война прокатилась через Евразию, накрыла Африку и Америку, зажгла в космосе звёзды ядерного огня – и обрушилась тяжким молотом на неё, Яну Айне, слишком молодую и слишком избалованную, чтобы оставаться сильной и праведной.
Автобус и уцелевший броневик крались по ночным улицам, объездными путями покинули Сормово, а потом свернули на Коминтерна: там стояли танки Союза и можно было проскочить без лишнего риска. Местность вдоль Оки считалась безопасной вплоть до западных окраин Заводского района, но только в том смысле, что активных боевых действий около реки не велось. Полностью контролировать лабиринт города, в котором блуждали чьи-то дроны и прятались группы предателей, армия не могла – она и так напрягала все силы, чтобы защитить хотя бы самое важное.
С Коминтерна въехали на Московскую осевую, а оттуда, лабиринтом дореволюционных улиц, выбрались к проспекту Ленина. Когда-то полный красок район вымер и затаился, и только деревья шуршали кронами да разбитые фасады