старший из трех, это Акэти Мицухидэ. Этот человек питает бо́льшую склонность к искусству и философии, нежели к войне, но тем не менее по-своему опасен. Он сыграл важнейшую политическую роль, организовав поддержку свержения Нобунагой сёгуната Асикага. До этого он несколько лет был ронином, самураем без хозяина. Он долгие годы служил клану Сайто и не сразу примкнул к Нобунаге после их поражения, поэтому не был связан клятвой ни с одним из даймё. Мы не знаем, что заставило его передумать, но, говорят, он еле сводил концы с концами. Это обычное дело для ронинов – потеря хозяина означает и потерю земельных владений, после чего они довольно быстро скатываются в бедность. Многие, чтобы выжить, становятся бандитами, но Акэти, говорят, не пал столь низко. Мне как-то рассказывали, что однажды, когда он устроил небольшой ужин для друзей, его жена продала свои волосы, чтобы оплатить его. Когда он об этом узнал, то был так поражен, что поклялся никогда не брать наложницу, какого бы высокого положения ни добился.
– Хм… По крайней мере, человек чести.
Я вспомнил, как сурово Валиньяно смотрел, когда уводили разрыдавшуюся наложницу Аримы. Хотя священники и не могли жениться, ходили слухи, что некоторые частенько посещают бордели, и у Валиньяно всегда вызывало отвращение даже упоминание о подобных слухах. Неверность была для него тем грехом, которого он не терпел.
Валиньяно потер глаза – это означало, что он устал не меньше меня. Я снова сделал глоток чая в предвкушении скорого завершения беседы и возможности поспать.
– Нам не следует подходить к их понятиям чести с нашими мерками, отец Валиньяно.
– Напротив, брат Органтино. Именно это мы и должны делать. Мы можем украшать свои церкви так, чтобы они походили на местные храмы, изучать их язык и их обычаи, но мы не должны жертвовать своими моральными принципами. Мы должны привести их ближе к Богу, брат, а не позволить им оттолкнуть нас от Него.
– Разумеется, – склонил голову Органтино в знак извинения. – Я сейчас же приступлю к организации аудиенции для вас, отец.
Чашка выскользнула у меня из руки и со стуком упала на пол. Сквозь смежающиеся веки я увидел, как на меня, сидящего в углу комнаты, укоризненно смотрят оба священника.
– Кажется, мне пора спать, – сказал я.
Брат Органтино сдержал слово, и спустя два дня я снова стоял перед Нобунагой.
Накануне войско господина Нобунаги прошло величественным маршем по улицам Киото. Отец Валиньяно снова расспрашивал меня о приеме в Хонно-дзи, и я описывал произошедшее во всех подробностях, которые только мог припомнить, – как он тер меня, как неправильно произнес мое имя, как выступали актеры, а заодно рассказал о своих наблюдениях за людьми в зале, за тремя полководцами и за самим Нобунагой.
Пока я говорил, по улице у наших ног текла торжественная процессия. Сначала – кавалерия. Воины в легких доспехах на лоснящихся лошадях. На седлах укреплены флаги с эмблемой клана Ода, лениво покачивавшиеся на ветру, пока воины вели коней легкой рысью. За