Валиньяно говорил, не отрываясь от работы. Тонкие лучи солнечного света, пробивавшиеся сквозь иллюминатор, старили иезуита, отбрасывая тени, подчеркивавшие очертания щек и лба и углублявшие глазницы. Покачивавшаяся голова то скрывалась в сумраке, то снова оказывалась на солнце, освещавшем короткие седые волосы. Такая же седая борода, узкая и аккуратно подстриженная, почти касалась листа бумаги, на котором он писал. Однако рука священника уверенно макала перо в чернила и быстро, но бережно водила им по странице, а в голосе его звучала обычная уверенность человека, привыкшего отдавать распоряжения.
– Моя работа – защищать вас от любых людей. Не только чужаков, – ответил я.
– Неужели ты настолько не доверяешь нашим спутникам?
– Доверчивый телохранитель часто терпит неудачу в своем деле.
– А теперь, будь добр, по-японски.
Валиньяно по-прежнему не поднимал головы. Я задумался, подыскивая слова. Язык и историю Японии я изучал уже много месяцев, пока готовился к этому путешествию, и долгими днями на борту корабля, но мне всегда было трудно переключаться с португальского. Промедлив немного, я повторил свою фразу на японском. Валиньяно удовлетворенно кивнул и поправил пару мелких ошибок, а потом продолжил уже на этом языке, новом для нас обоих.
– Почему бы тебе не подняться на палубу, подышать воздухом? – предложил Валиньяно, отсылая меня.
– Вы же знаете мою нелюбовь к морю, – ответил я.
– Да. Для такого здоровяка ты боишься очень многого.
– Человеку, не знающему страха, недостает осторожности.
– Человеку, боящемуся слишком многого, недостает веры. Ты должен довериться Богу, сын мой. Тот, кто силен в вере, в этом мире не знает преград. Не знает страха.
Я молча принял упрек. У иезуитов я научился многому. Я знал наизусть большие отрывки из их Библии на португальском и на латыни, и всё бо́льшие – на японском. Я восхищался верой священников, считал ее искренней, но в глубине души противился тому, чтобы полностью принять ее. Мне казалось, что человек, взывающий к Богу в своих битвах, быстро забывает, как сражаться самому. Вера казалась роскошью, которую могут позволить себе люди, живущие в безопасности, в уюте. Но для собственной защиты я всегда предпочел бы меч, а не крест.
Хоть отец Валиньяно и никогда не сказал бы ничего подобного вслух, подозреваю, он согласился бы со мной.
Священник поднял голову и смерил меня стальным взглядом. Его небогатые запасы терпения иссякли.
– Мы скоро придем в порт, и у тебя появится куча возможностей торчать у меня за спиной с хмурым видом.
Услышав это, я нахмурился, а потом улыбнулся, сообразив, что именно это сейчас и делаю. Поклонившись, я пригнулся и вышел из каюты.
На этом корабле, плывущем в Японию, я встретил свой двадцать четвертый день рождения. Прошло двенадцать лет с тех пор, как в последний раз мне довелось увидеть родную деревню, и я уже давно оставил всякую надежду увидеть ее снова. Вдали от нее прошло уже столько же лет,