я смутно угадывал, что сразу за деревней начинается полого уходящий вниз луг, но дорога пропадала где-то сразу за последними домами.
Я выключил фары, заглушил двигатель, открыл дверцу и высунулся наружу. Все еще пребывая во власти наваждения, я вглядывался в эти изначальные как само время деревья, резко выделяющиеся на фоне неба, на котором уже начала проступать россыпь звезд. А еще меня объяла огромная, извечная тишина. И тонкий шелест листвы, и отдаленный стрекот ночных насекомых только подчеркивали ее.
И воздух был таким свежим, с тысячами непередаваемых ароматов; казалось, что сама земля парит, отдавая все впитавшиеся в нее за знойный день запахи.
Помню, я сидел боком на водительском сидении и просто вслушивался в тишину, просто дышал полной грудью. Ничего другого мне даже и не хотелось. Потом ночь окончательно поглотила все. Я уже не видел совсем ничего, кроме величественной и яркой, какую не увидишь в городе, широкой реки Млечного Пути. Под таинственным мерцанием далеких звезд, в непроглядной, безоблачной, но и безлунной ночи, я осознавал нечто новое для себя. Имени этому новому я не знал. Я бы и сейчас затруднился сказать, что оно такое есть. Может быть, это был покой. Абсолютный и ничем не потревоженный. Как будто погрузился в самую суть единственно верного смысла жизни. Отпала нужда задумываться о смутном и неопределенном будущем, переживать, испытывать душевные терзания.
Это банально. Это черт знает, как банально, но настолько же это и истинно.
Но, повторюсь, я не знаю, что оно было. Сатори? Я думаю, каждый когда-нибудь проживает в нескольких неповторимых мгновениях подобный опыт.
А посмотреть на это с другой стороны: в черной безлунной ночи, под огромными, где-то даже пугающими деревьями, посреди бесконечно глухой, будто бы вымершей деревеньки замерла одинокая машина со столь же одиноким, потерянным водителем. Чем не повод для страха, столь же первобытного, как и все здесь вокруг.
Собственно, страх был у меня впереди, много страха, хотя об этом в свое время. Но именно тогда я совсем ничего не боялся. Я бы сказал, что испытывал совершеннейший антоним этого чувства. Восторг, или что там.
Подобное благодушие не может не убаюкивать со временем. Мало-помалу я понял, что чертовски устал за день, что проделал долгий путь и что мне хорошо будет уснуть прямо здесь.
«Это здорово, – думал я. – Господи, это здорово».
И прямо там я и уснул.
Спокойный, радостный, уверенный в высшем смысле всего сущего.
2
Пробуждение было совсем не таким. У меня затекла шея, болели ребра, ноги, и я замерз. И еще одно: я вспомнил, где я, практически сразу, как открыл глаза, но не поверил себе. Было такое чувство, что сон продолжается. Причем довольно-таки дурной сон. Нет, похоже, наутро вчерашнее очарование начисто испарилось. И сколь часто это бывает.
«Бред привел меня сюда, не иначе», – подумал я. Сейчас я почему-то чувствовал себя слегка виноватым, как человек ненароком совершивший нелепую