сделала еще несколько мучительно долгих глотков, и наконец браслет снова прозвонил, явно выражая одобрение. Винни убрала термос.
– Хорошо, теперь фото в системе, – продолжала она, – и с ними можно делать самые разные вещи. Я могу прямо сейчас послать их клиенту, и пусть дальше сам развлекается как хочет с генеалогией или более подробными подписями. Программа “Прошедшее совершенно” может вычислить, когда именно было сделано каждое фото, что очень важно для многих. ИИ может сам делать сопроводительные подписи, и услуга оказалась на удивление популярной. “Дедушка в Рождество”. “Дядя Фил в Рождество”. Это бесплатно, и практически все выбирают эту опцию. Когда мы отсылаем фото, клиенты могут менять подписи на свое усмотрение, но большинство таким не заморачивается.
Винни подняла крышку сканера и с отсутствующим видом сгребла фото в кучу – совсем не так аккуратно, как выкладывала их на стекло. Собрав смятые карточки в кособокую пирамидку, она кинула их в большой контейнер на конвейере у себя за спиной. Там уже лежали тысячи фото всевозможных размеров и эпох, со свадеб, крестин и праздников – все вперемешку, утратившие свою ценность и предназначенные для переработки.
– Сюда влезает тысяч десять, – заметила Винни, – просто удивительно. – Она кинула альбом в толстой обложке с пламенеющим флоридским закатом в другой контейнер. – Альбомы нельзя переработать, – с досадой пояснила она. – Мы бы делали это, если б могли. Но нет. Их просто сжигают. Ой! Пора обедать. Ты проголодалась?
По пути в столовую они миновали лабиринт из мурлыкающих и щелкающих конвейеров, вьющихся среди рабочих столов. Мэй Холланд купила компанию, которая разрабатывала и производила транспортировочные ленты для аэропортов по всему миру. Все тогда подумали, что это странно, но за пять лет Мэй приобрела головокружительно пестрый набор из самых разных компаний – компаний, которые производили продукты, автомобили и самолеты, – и потому скромная по стандартам “Вместе” покупка, обошедшаяся всего в сорок четыре миллиона, не привлекла большого внимания.
А теперь Дилейни смотрела, как по лентам ползут, постепенно скрываясь в проеме за занавеской из резиновых лент, контейнеры, набитые фотоальбомами и другими вещами – летними сарафанами, плетеными корзинами, проигрывателями 1980-х годов и заляпанными детскими одеялами.
– Это я потом тебе тоже покажу, – сказала Винни. – Там, по сути, все то же самое, просто объекты побольше – те самые вещи, для которых изначально и были предназначены все эти безумные хранилища. Их сканируют на 3D-сканере настолько точно, что при желании их можно воссоздать во всех деталях. Но вообще-то, конечно, практически всё – просто мусор. И если мы сможем убедить людей от него избавиться, предложив взамен файл с 3D-моделью их детской кроватки или спортивных кубков умершего сына, то они перестанут цепляться за вещи, и тогда накопительство, которое того и гляди прикончит мир, начнет сходить на нет.
– Значит, конвейеры возвращают вещи обратно клиентам? – спросила Дилейни.
– Боже, ты что, не слушала? Для этого