только после прохождения множества тестов на совместимость и соответствие потребностям анклава.
Эти анклавы, представленные в рекламе как утопия, на деле были комфортабельными загонами. Каждый кластер специализировался на определённой деятельности, производя ресурсы или технологии, которые передавались правящему классу. Этот элитный слой общества, недосягаемый и почти мифический для обычных жителей, находился на вершине пирамиды власти. Они управляли всем с помощью искусственного интеллекта, распределяя ресурсы и принимая решения, которые обеспечивали стабильность системы – но только той, которая выгодна им самим.
Ролик уже подходил к концу, когда его сменил следующий. На этот раз речь шла о новейшем достижении системы – создании водных анклавов. Голос диктора звучал вдохновляюще, почти торжественно, описывая этот шаг как новую веху в развитии человечества.
Голографические изображения сменялись одно за другим: гигантские платформы, дрейфующие в открытом океане, подводные города с куполами из сверхпрочного стекла и бесконечные промышленные комплексы, уходящие в морские глубины.
– Водные анклавы предоставляют человечеству уникальные возможности! – звучал голос диктора. – Здесь кластеры специализируются на добыче ценнейших ресурсов из океанов и морей: нефти, газа, минералов, а также водных биоресурсов. Эти технологии – прорыв, который поможет обеспечить устойчивое развитие и процветание для всех жителей планеты!
Генрих нахмурился, наблюдая за сменой картинок. На экране показывали рабочие поселения, окружённые сложными системами очистки воды и переработки. Люди, изображённые на голограммах, улыбались, занимаясь исследованием морских глубин или обслуживанием оборудования. Всё выглядело идеально – слишком идеально.
Элеонора опустила взгляд, её руки машинально играли с бокалом.
– Они называют это гармонией, – произнесла она тихо. – Но мы же знаем, это просто контроль.
Генрих кивнул, глядя на мерцающую голограмму планеты.
– Утопия для них. Для нас – золотая клетка, – ответил он с горькой усмешкой.
Они замолчали, погрузившись в свои мысли. Музыка тихо звучала в фоновом режиме, её лёгкость и беззаботность странно контрастировали с напряжением, повисшим между ними. Тема, которую они так старательно избегали, снова поднимала голову, требуя обсуждения.
Элеонора сидела неподвижно, склонив голову. Её пальцы нервно касались края бокала, рисуя на его поверхности невидимые узоры. Генрих смотрел на неё, но не решался заговорить первым, как будто боялся нарушить хрупкое равновесие.
– Генрих, я боюсь, – наконец произнесла она, и её голос прозвучал неожиданно тихо, почти шёпотом. После долгой паузы она подняла на него глаза, полные тревоги. – А если мы не сможем быть вместе? Если система нас не одобрит? Я… я не выдержу этого.
Она отвернулась, стараясь скрыть слёзы, предательски блеснувшие в глазах.
– И ещё это клеймо…