А ещё с больной головой – всё придумал. И если это так, то все опыты Остермана не увенчались успехом, и это такие же музейные уродцы, не пригодные к жизни.
Но Шелли будто бы не на шутку заинтригован Великолесскими сказками о леших и водяных.
– Я верить, это существа одна природа, – заявил он.
Я уточнил, не имеет ли он в виду жителей Драконьих островов.
– Да-да, их самих, – сказал он на ломаном ратиславском. Как я уже упоминал выше, говорит он на жуткой смеси из нескольких языков, поэтому передать его манеру речи на письме – настоящая головоломка. Лучше буду записывать основную суть. Я не писатель какой-нибудь, хотя, пожалуй, мог бы написать однажды целую книгу о своей деятельности как сыскаря. А, может, и вправду в отставке на старости и напишу. Буду сидеть, потягивать уйджи, греть под пледом старые кости и ностальгировать по былым временам.
Если Шелли и вправду доктор и родом из Думнорга, он, так или иначе, должен хоть отдалённо разбираться в данийцах. Этого могло хватить, чтобы Афанасьев попросил того заняться мутантами Остермана.
Если верить дневникам и записям, у себя в лаборатории Остерман создавал таких же уродцев, что и наши мастера в Музее редкостей, за тем исключением, что порождения его больного воображения всё же не застывали замертво в формалине, а дышали и ходили, а некоторые даже говорили.
А пропавший Белорецкий и вовсе утверждал, что сам доктор Остерман приобрёл подобные чудовищные свойства. Кажется, он описывал, что глаза доктора стали красными и звериными. Впрочем, Клара ни о чём таком не упоминала. Она будто вовсе не заметила никаких перемен в отце. Значит, один из них врёт. Вопрос, о чём? Есть ли хоть толика правды в их словах, и кому можно верить?
Или же Белорецкий не зря сомневался в своём здравом разуме, и он просто лишился ума и всё придумал.
Методом же исключения можно сказать, что в словах Белорецкого чуть больше правды. Это он пропал без вести, это его пытались убить граф с доктором. А вот у лицемерной Клары Остерман вполне есть основания лгать. Она отчаянно защищает любимого папеньку и собственную крысиную шкурку.
Крысы. Твою ж мать. Грёбаные крысы.
Ладно, рассказываю дальше по порядку.
Итак, пытаясь выведать больше подробностей о занятии доктора Шелли (узнал я немного, он называет себя просто корабельным доктором), я проболтал всю оставшуюся дорогу с нашими новыми спутниками.
– А для кого вы искали доктора? – уточнил Афанасьев. – Вы же из Курганово?
Он явно сразу нас заподозрил.
– Оттуда. Юной воспитаннице графа стало нехорошо. Чем-то приболела.
– Разве её отец не доктор?
Афанасьев осторожный. Ничего напрямую сразу не выдаёт. А на вид кажется таким простодушным старичком.
– Доктор Остерман в отъезде.
– Надолго он уехал?
Ответил, что не знаю. И ни словом не соврал.
– Но с графом у нас получится встретиться?
– Он