как побои или академический отпуск. Жив, и ладно.
Когда дед вернулся на кровать, внук прошёл в маленькую, но уютную кухню. Там не было ничего лишнего. Всё довольно минималистично: стол у стенки, три стула и кухонный гарнитур цвета тёмного дерева. На вытяжке, холодильнике и столе ярко-жёлтые стикеры с надписями крупными буквами: «ПЛИТУ НЕ ВКЛЮЧАТЬ!», «ПОСТАВЬ ТАРЕЛКУ В МИКРОВОЛНОВКУ И ПОКРУТИ РУКОЯТКУ ДО ОТМЕТКИ 2» «ТАБЛЕТКИ ПИТЬ УТРОМ (9:00), ДНËМ (14:00) И ВЕЧЕРОМ (21:00)». Стигмат заглянул в кастрюлю, которую перед уходом оставил на плите: внутри заветренная овсянка с перемороженной сливой. Соседка в прошлом году с дачи привезла, угостила бедолаг. Какие-никакие витамины. Он разогрел, наложил себе тарелку и собирался садиться. К обеду желудок урчал китом, потому что утром позавтракать парень не успел. Но тут на глаза попалась прозрачная длинная коробочка, которая всегда лежала на самом видном месте.
– Де, опять таблетки выпить забыл? – гаркнул он, стараясь перекричать телевизор.
– Ничего я не забыл…
Бухтит – значит точно забыл. Спустя пару минут на кухне появился дедушка. У него был слегка виноватый вид.
– А это что? – внук взял со стола таблетницу и демонстративно потряс ею в воздухе. Послышался характерный стук. – Я для кого всё это покупаю и трачу последние копейки?
– Не дави на жалость. Лучше об экзаменах думай, – проворчал дед и пошаркал обратно в комнату. – Таблетки выпью позже. Обедал недавно, а врач их только через полчаса разрешил.
Стигмат заглянул в холодильник и обнаружил там нетронутый вчерашний борщ, слипшиеся макароны и дубовую котлету. Вздохнул.
– У меня только ты остался. О ком мне еще думать?
– Девчонку что ль завел бы, – дед снова зашел на кухню, налил стакан воды и отобрал у внука таблетницу. Открыл одним щелчком и мигом заглотил три цветных пилюли. – Уже двадцать, а не помню, чтобы хоть раз привел кого-нибудь домой.
– Кого мне приводить? Сам знаешь, каким меня считают. Странным. Нелюдимый, прокаженный, интроверт, социопат. Мне продолжить?
Он знал, что спорить с дедом нельзя. Но почему-то всё равно спорил. Его точила обида за то, что единственный живой родственник не может понять боль мальчика, который целых двадцать лет терпел насмешки.
– А как же моя Лизонька? Она тебя любит, в рот смотрит, как дитю малому. Бери её в жены, Антон! Мы с Валькой внуков заждались, а вы всё не телитесь.
Глаза деда остекленели, затем взгляд стал рассеянным. Как будто он был уже не здесь. Он здесь и не был. Старик разговаривал со своим зятем, который погиб много лет назад. Стигмат был сильно похож на своего отца, поэтому во время припадков дед его не узнавал. Старческий мозг, изъеденный ядом болезни, воспроизводил лишь смутные образы из прошлого. От этого у Стигмата щемило сердце, а на глаза наворачивались слезы. Ему тоже сильно не хватало отца. Временами дед видел в нем и свою дочь, когда та была еще студенткой. Это особенно сильно тревожило душу Стигмата, который потерял обоих родителей, когда ему было всего 8 лет.
– Женюсь, Константин Васильевич.