зажмурился и быстро прикрыл лицо ладонью. Попался. Открыв глаза и повернув голову к свету, он подтвердил свою догадку. Перед ним стоял полицейский с включённым фонариком. И вид у него был далеко не дружелюбный.
– Опять ты? – с ходу гаркнул служитель закона. Стигмат полностью развернулся к нему и отбросил баллончик в сторону. – Я ещё в прошлый раз тебя предупреждал – не ходи сюда. Извини, парень, сам напросился. Поехали в участок.
– Господин полицейский! – воскликнул Стигмат и уже спокойнее добавил: – Можно я вам кое-что покажу?
Служитель закона нахмурился, меж густых бровей пролегла морщина. Парень испугался, что откажет.
– Хорошо, – внезапно согласился он. – Но учти – у меня табельное на взводе.
Стигмат немного расслабился. Перспектива уехать в участок, чтобы смотреть ближайшие 15 суток на небо в клеточку ему не улыбалась. Поэтому он впервые, наверное, за всю жизнь, самовольно снял перчатки, которые уже изрядно запачкались краской. Отбросил их к баллончикам и выставил ладони перед офицером. В свете фонарика заблестели серебряные метки. Служитель закона вмиг округлил глаза.
– Это ещё что за хрень?! Заразная?
– Нет-нет, не переживайте, – поспешил успокоить его парень. – Такая «хрень» есть только у меня. Не знаю, сколько мне осталось…неделя или месяц…, – он со скорбью взглянул на стену, – а рисование спасает от грустных мыслей. Прошу, дайте мне закончить.
Полицейский оторвался от созерцания монет, окинул оценивающим взглядом рисунок, парня, а затем сочувственно покачал головой.
– Ну что ж я, изверг какой? Валяй. Сегодня можешь порисовать. Но завтра твои художества закрасят.
– Спасибо, господин полицейский! – удовлетворённо ответил парень и улыбнулся, хотя под платком, который закрывал половину лица, этого было не видно.
Когда служитель закона ушёл, он снова надел перчатки и взял свежий баллончик. Пурпурный. Тот, на котором его прервали. Рисуя, он думал о том, что пусть и на короткий миг, но люди, а, особенно, дети, которые ежедневно проезжают мимо и бездумно палятся в окна, увидят на серой стене в серой этажности города нечто прекрасное. Не странные буквы или матерные слова, а то, чего не бывает в реальной жизни.
Сказку.
Он дорисовал, отошёл подальше и взглянул на своё творение. Со стены живыми голубыми глазами на него смотрел пурпурный единорог. А за ним простиралось волшебное ярко-оранжевое поле с голубыми травами. Серости вокруг и так хватает, а особенно в жизни сироты, который, благодаря своему клейму, носил исключительно тёмную одежду. Сочные и насыщенные граффити были его отдушиной. В них он мог выразить себя с помощью искусства. «Искусство – это форма естества, – говорил старый учитель, – Если твоё естество – рисовать, ты будешь великим художником, если петь – прекрасным артистом, ну а если любить людей – ты будешь проповедником добра на Земле». Лишь одного не мог он понять: почему доносить до людей красоту – это плохо? Почему