крошечный, увитый розами домик Моти Рани. Моти Рани была дочерью Шри Яшоды Маи, но только после смерти матери она обрезала свои длинные волосы, облачилась в одежду цвета охры и стала санньясини, приняв дикшу[16] от Шри Кришнапрема, которого знала с пяти лет как старшего брата. Моти Рани всегда оставалась свободной душой, которая не желала подчиняться правилам, даже правилам ашрама. Энергичная и всегда оживленная, она и сейчас, кажется, порой присутствует в своем домике и порхает по дорожкам Уттара Бриндабана, окаймленным цветами – ее тень живет здесь вместе с тенями других наших любимых друзей.
Через какое-то время наш дом стал как бы естественным перевалочным пунктом между Алморой и Миртолой. Шри Яшода Маи дважды приезжала на данди, Шри Кришнапрем и Ашиш часто приходили к нам босые, с посохом в руках, и каждый их шаг был длиною в ярд, что вполне отвечало их высокому росту. Харидас, тонкий и легкий, казалось, почти не касался земли. Наша семья совсем не была ортодоксальной, они прощали нам проступки и принимали нас такими, какие мы есть. Мы, со своей стороны, делали всё возможное, чтобы отвечать их строгим вайшнавским требованиям. Конечно, у нас в кастрюлях нередко варились запрещенные блюда, поэтому мы даже специально покупали для них на базаре новые продукты. Поскольку, приезжая, они не могли есть с нами, на вымытом полу веранды мы оставляли всё необходимое – блестящие новые кастрюли, раскаленные угли, большую бутыль с водой, сухие ингредиенты и разную масалу, свежие овощи, латунный тхали. Шри Яшода Маи и Кришнапрем поочередно готовили пищу, а помогал им какой-нибудь сопровождающий, житель ашрама.
Однажды мой муж-ученый не удержался и стал в шутку, хотя и с любовью, поддразнивать Гопала – так мы стали тогда называть Шри Кришнапрема. «Если бы моя овдовевшая бабушка стала соблюдать все эти ритуалы, – заявил он, – я бы мог это понять. Но у вас совсем другая история жизни. Когда учились в Кембридже, вы, должно быть, частенько ели говядину! Как вам удается соблюдать такие ортодоксальные ограничения?»
Гопала это совсем не рассердило. Он рассмеялся и ответил так, что сразу завоевал наше уважение (мой муж больше никогда не шутил по этому поводу): «Во-первых, я уверен, что в нашу эпоху безразличия ко всем общественным и индивидуальным ограничениям любая самодисциплина, внешняя или внутренняя, приносит большую пользу. Кроме того, получается, что такой путь проложили мои предшественники, достигшие цели. Разве я могу, едва ступив на этот путь, сказать: „Я буду делать это, но не другое, принимаю только эту практику?“ Я принимаю всё». И он в самом деле так жил.
Когда он бывал у нас в гостях, наши беседы никогда не были формальными, напыщенными, не превращались в споры; мы затрагивали удивительно широкий спектр тем. Он умел поразительно четко и планомерно обобщать сказанное и приходить к убедительным выводам. Буддизм и теософия (ранние увлечения, которые привели его в Индию) продолжали занимать определенное место в его размышлениях. Гнозис Плотина и греческих неоплатоников,