только моя Яна. Она, как герой-партизан из фильма про войну, тащила на себе своего не сильно дальновидного, подбитого на обе ноги и с пеленок больного на голову товарища. Мимо нас свистели птицы, об асфальт взрывались сосульки, синее небо заволакивали зеленые почки готовящихся к новой жизни растений. Под ногами хрустел лед. Каждый шаг Яна рисковала взлететь на воздух вместе со мной…
– Оставь меня…
– Чего?
– Говорю, оставь меня, дура, я сама!
– Но ты же идти не можешь…
– Все я могу! – сказала и тут же навернулась. Благо, ни одна нога не пострадала и гипс уцелел, но зато теперь, к прочим радостям жизни, добавилась больная попа.
Неподалеку обнаружилась скамейка. Я «нехотя» поддалась на Янины уговоры и осталась ждать ее там. Минуты через три она вернулась с парой бутербродов.
– Давай поедим и пойдем.
– Ладно. Но ты понимаешь, что, если бы захотела, я бы дошла вместе с тобой, я просто не захотела.
– Конечно, понимаю.
На допы мы не успели.
Глава 13. Николай Васильевич меняет профессию, или до чего доводит биология
«Яша, не волнуйся:
Он с тобой -
Сердце успокой:
Он всегда с тобой…»
Почти группа «Секрет»
В конце девятого класса началась активная подготовка к переводным экзаменам. Гипс сняли, и теперь я бодро бегала на своих двоих. Нога «вела себя странно», но мне не хотелось акцентировать на этом внимание, чтобы «не нервировать маму». Здоровье детей всегда было для нее больной темой, и я ясно видела тридцатилетнюю себя, каждое утро начинающую с «перекатывания мячика стопой» под пристальным родительским взглядом. Нога болела при неловком шаге, то и дело пыталась подвернуться и бегать отказывалась. «Клин клином вышибают!» – решила я: «Не хватало, чтобы конечности начали указывать, как мне жить и что мне делать!» Травматолог, снимавший гипс, прочитал длинную лекцию о ношении эластичных бинтов, отсутствии активности ближайшие N миллионов лет, советовал какие-то упражнения…
– Ну, что сказали? – спросила мама, когда я вышла из кабинета врача.
– Что сказали – то сказали. Хорошо все! Осложнений нет!
Ложь не спасла. Мама то и дело пыталась заставить меня «повставать на носочки», «пяткой покрутить мячик», запрещала бегать, дышать и жить. Умирать не хотелось. К тому же за моими плечами, помимо десятка шрамов, из которых лишь один зашивали в травмпункте и то потому, что аргумент «само пройдет», видимо, не вязался с торчащей наружу костью, уже был перелом левой ноги, носа, а также многочисленные шины на всех частях меня, из-за чего я чувствовала себя необыкновенно опытной в вопросе травмированности и способной разобраться самостоятельно.
Тем более бегать хотелось. За время «костылевой» жизни я лишний раз убедилась, что больше всего на свете люблю свои ноги и никакие руки их не заменят. То, что я снова могла ходить, и было счастье.
Меня интересовало многое, но только не учеба. И если уж я не парилась из-за математики, то загружать голову глупостями вроде биологии не собиралась