– то не было бы и мира Славного вовсе. Позабылося бы… и ушло восвояси.
«Выходит, половина только. Алатырь не цельный! Утаил, господин! Только неужель Чернобог меня во всём надурил и всё же злоба таится в его думах? Но он молвил, что не желает беды для Яви… да и с сказом своим о былом не обманул…».
– Бабушка Тая, а откуда ты это ведаешь?
Собеседница отвела глаза, словно раздумывала тщательней свой ответ, но всё равно увильнула:
– Да как же-ж не ведать-то, дитя… всяк слыхал.
– А где сейчас лежит камень алатырь?
– Пошто мне-то ведать, дочка? Авось в Прави его держат под семью клятвами да заветами, чтобы злодей чёрный не вернулся и не загубил всё!
«Вот как о нём сказывают – злодей чёрный. И впрямь, голос его ласков, да нрав жесток. Но нет же вины в любви и борьбы за любовь, не так разве?.. Каждый думает на свой лад. Каждый видит то, что хочет видеть. Если захочешь увидеть черноту в действиях и помыслах других – обязательно найдёшь и зацепишься, даже если крупица будет среди всего света, а коли добра ищешь – даже в темноте отыщешь…».
– Я вот тебе что хочу сказать… я уж зрею твоё упорство, ум зоркий, да и корзину трав не зря с собой приволокла и сказано мне о тебе не мало… ты вот… попробуй.
Старушка как-то по-молодецки вскочила и чуть ковыляя направилась к большой печи что занимала пол кухни, забравшись по небольшой лесенке, в три ступени, вытащила с полати33 потрёпанную прямоугольную вещицу. С невесомой аккуратностью та положила предмет на стол и придвинула к Дане.
– Это лечебник34. Здеся писания рун на бересте, про травы молва, да заговоры какие-никакие, в виде книги сделаны, кольцами железными стянуты. Забирай себе, сохранишь. Не все проглядеть можно, угольком написано, да стёрлись спустя столько летов то… ох, нынче неспокойно как-то становится. Чую, скоро совсем вся Славь позабудется, а если не позабудется, то подсобят…
Ждана, едва касаясь ветхой вещицы следом отпрянула от столь ценного подарка и округлившимися очами глядела на смущённую и чуть опечаленную старушку.
– Ты не чурайся, не чурайся. Если уж интерес взыщется, то вписывай что разглядишь. С грамотой то ладишь пади? – с прищуром взглянула Таяна на гостью.
Девушка, откровенно замявшись отвела взор в сторону и покачала рукою в воздухе, точно лодочку потрясло на волнах, мол – и так и сяк. Таяна не осудила.
– И обиды на меня не держи, что послала тебя жгучую траву дёргать. Сама опосля вразумишь, чай не глупа, что ничего не бывает абы как. А книга… мне передать некому… да и страшусь что не успею… – с невыразимой женской печалью промолвила тихо старушка, стирая слёзы с подрагивающих морщинистых век трясущейся рукой. – Только гляди, верный путь выбирай, не ступай на дорогу колдовства, а используй с умом, во благость!
– Я…
Сперва девушка хотела отказаться от возложенной ответственности, однако что-то в груди отозвавшееся на её слова не позволило