наподобие месье Филиппа Низье или Серафима Саровского. Теперь вот нашелся этот греховодник, Распутин. Царица без ума от него.
– Мне говорили, будто она считает, что болезнь ее сына, цесаревича Алексея, – это Божье проклятие, но они очень хотят сохранить это в тайне.
– Он сильно болен?
Федорин плеснул себе еще коньяку.
– У цесаревича гемофилия. Поэтому они и прячут его в Царском Селе.
Йенс был поражен, но не подал виду.
– Гемофилия?
– Да.
– С такой болезнью ведь долго не живут, верно?
– Чаще всего да.
– Боже, храни Россию.
Федорин залпом выпил коньяк.
– Боже, храни нас всех.
Пожав на прощание руку Йенсу, доктор покинул импровизированный кабинет. Свой коньяк выплеснул на стол и смыл с досок кровь. Что бы ни говорил Федорин, Йенс ощущал родство с русской душой, с пронизывающей ее черной безысходностью. В Россию он приехал восемнадцатилетним юношей. Не желая служить в принадлежавшей его отцу типографии, в Санкт-Петербурге он занялся изучением инженерного дела и за проведенные здесь девять лет успел всей душой полюбить эту страну. И он не хотел, чтобы Россию погубила жадность.
– Ну-ка, господин Фриис, объясните мне, что вы задумали, – произнес министр Давыдов.
Перед собравшимися у стола шестью мужчинами была разложена большая карта. Йенс закурил сигарету и, прищурившись, сквозь табачный дым обвел взглядом напряженные лица. Андрей Давыдов всегда говорил очень тихо, и за общим разговором люди порой забывали прислушиваться к нему. И напрасно. Таких людей Йенс про себя называл глупцами.
– Господин министр, – Йенс наклонился к столу и обхватил пальцами указку из слоновьей кости, – с вашего позволения, я покажу. – Он провел тонким острием по одной из ломаных линий на карте. – Вот эта синяя линия обозначает уже законченные туннели. Обратите внимание, как они сходятся вокруг центральных районов и дворцов.
Давыдов кивнул. Глаза его были сонно прикрыты, но за перемещением по карте кончика указки следили внимательно.
– Вот это, – Йенс обвел указкой несколько зеленых пунктиров, – обозначение линий, на которых еще ведутся работы.
Министр насупил кустистые брови, открыл ногтем свои карманные часы, потом защелкнул крышечку и произнес:
– А нужно ли нам, чтобы их было так много?
– Вне всякого сомнения, господин министр. Петербург расширяется с каждым годом. Население растет постоянно за счет приезжающих из сел и деревень крестьян, которые ищут работу на новых заводах. Поэтому вот это, – он провел указкой по жирной красной линии, – указывает на запланированные участки, работа над которыми еще не началась.
Пока Давыдов глубокомысленно созерцал карту, в комнате царила напряженная тишина. Лишь Гозолев пару раз шмыгнул носом, когда заложил в ноздрю очередную понюшку табаку.
– Я думаю о том, во сколько это обойдется, – наконец произнес Давыдов. – Все всегда упирается