слова ни малейшего внимания, отбросил рубаху в сторону, повернулся и лег на сено лицом вниз.
– Лев! – ахнула Валентина.
Прикрыв рукой рот, она уставилась на спину казака.
Выпуклые мышцы были исполосованы. Ровные красные диагональные линии пересекали их, словно кто-то нарисовал их краской. Краска эта была все еще влажной и поблескивала. Медленно Валентина вошла в стойло и опустилась рядом с Попковым на колени. Кнут оставил глубокие раны, кое-где плоть была рассечена.
– За что? – прошептала она.
Спрашивать, кто сделал с ним такое, было бессмысленно.
Казак снова повернулся и натянул через голову рубаху. Валентина не понимала, как он вообще мог шевелиться с такой спиной.
– Как он мог так поступить с тобой? – Ей вдруг стало стыдно за отца.
Попков выудил из соломы еще одну бутылку. Эта была еще полной.
– Вчера, – сказал он, – я вошел в комнату Катерины Николаевны, когда она была там одна.
– О, Лев.
Он безразлично пожал плечами и приложился к бутылке.
– Я всего лишь хотел сделать ей небольшой подарок на Рождество.
– Но это же ее комната, Лев.
– Ну и что? Я уже бывал там. Много раз, когда снимал ее с коляски или, наоборот, сажал.
– Но при этом всегда присутствовала Соня.
Попков фыркнул.
– Нет. Дело не в этом. Ваш отец вошел в комнату, когда я сидел рядом с ней на кровати и разговаривал. За это он меня и выпорол.
Валентина накинулась на него с кулаками. Принялась колотить гранитные мускулы.
– Дурак! Дубина! – закричала она. – Казак безмозглый, ты с ума сошел! И правильно, что тебя выпороли!
Он поймал ее руку и вложил ей в ладонь горлышко бутылки.
– Выпейте немного.
Она посмотрела на прозрачную, как вода, жидкость, поежилась и поднесла бутылку к губам.
Валентине было очень тепло. Она слышала, как ночной ветер гуляет внутри деревянных стен конюшни. Что-то очень приятное порхало у нее в голове, что-то с крыльями, как у мотылька. Губы перестали слушаться и все норовили растянуться в улыбку. Она сидела на полу, прислонившись спиной к стенке стойла и зарывшись ногами в сено. Как только Валентина закрывала глаза, в ушах начинало гудеть, и ее клонило на бок.
– Хватит с вас, Валентина Николаевна. Идите спать. – Попков пнул ее ногой в накрытое сеном бедро, как свинью. – Давай-давай, проваливай! – прорычал он.
– Скажи, а что ты подарил ей?
– Кому?
– Скажи.
– Подкову. – Он уткнулся взглядом в солому. – Я отполировал ее и… – Валентина видела, что он смущен. – И оплел зеленым плющом с ягодами.
Валентина подумала, что это самый прекрасный подарок, который только можно представить.
– А для меня у тебя ничего нет? – спросила она.
Он поднял на нее глаза.
– У вас моя водка. Еще какие-то подарки нужны?
Она рассмеялась, и вдруг ей показалось, что весь мир заколебался у нее перед глазами.
– Мама