как да. Только пришёл срок возвращаться к своим ребятам. Как там, товарищ лейтенант, наши пацаны? Все целы?
– Задавай вопросы по моему званию. Я тебе не генерал Конашенков. Доберёшься – узнаешь из самых первых источников.
Постоял, подумал, добавил:
– Ваших парней сейчас наш транспорт заберёт, а у нас на «бумере» найдётся три свободных места. Не возражаете прокатиться?
Терлеев с теплотой посмотрел на Глазырина, потом глянул на носатого напарника с лейкопластырем на переносице и вроде как приказал ему:
– Гена, ты тоже поедешь с нами!
Вышли на дорогу. В кузове грузовика лежали тела Ткаченка, водителя автобуса и ещё двух солдат, которых ни Терлеев, ни Глазырин не знали. Старшего лейтенанта положили у самого борта. Лицо его было неестественно белым, веки плотно сомкнуты. Зато в губах появилось странное выражение, похожее на улыбку. Казалось, старлей был рад, что теперь у него никто на свете не перебьёт его долгий сон.
Женщина в форме сержанта медслужбы перевязывала ногу парня с рыжеватыми усиками. Попутно приговаривала:
– Потерпи, миленький! Потерпи! Скажи боженьке спасибо, что так отделался. Через неделю забудешь, в какую ножку ранило.
– А что делать с патронами в ящиках? – раздался чей-то знакомый голос.
– Этот товар, считайте, мы экспроприировали! – заявил лейтенант с «бэхи». – Зарубин, организуй мероприятие!
Мимо в двух направлениях пошли редкие потоки машин. Протарахтел невесть откуда оказавшийся в этих краях строительный кран. Торопливо проскочили отставшие от «Авроры» машинёшки во главе с забрызганным вдрызг «шишариком». Водители и редкие пассажиры пялились через стекло – хотели получше разглядеть, какой сыр-бор здесь только что разгорелся.
Все спешили по своим делам. Из-за дурацкой стрельбы и заварухи им несколько минут пришлось проторчать на перекрытой дороге.
Наталья Литвиненко. НАЧАЛО ВСЕГО
…Что такое мир? Я вам расскажу, что такое мир…
Российская таможня. Возле самого здания, где стоят проходящие автобусы для всяких манипуляций над ними, носятся ласточки. Мимо людей, между автобусов. К дождю? Зря я зонтик выложила? Да нет. Дело в том, что там установлен относительно низкий навес, и под ним прилеплена тьма-тьмущая ласточкиных гнезд, совсем низко. Рукой не достать, но можно смотреть фактически в упор. Я и смотрела, уронив челюсть.
Как же жаль, что нельзя заснимать на таможне! Уже стоим на выходе из здания, уже собираемся на автобус, вижу – на фонарном столбе сидит шото. Шото сидит гордо. Орел? Беркут? Привлекаю внимание других, кто поглазастее.
– Да ворона.
Да какая ж ворона, оно крупное. Мужик говорит:
– Дятел.
Не сразу в голове щелкнуло, что шутка. Начинаю лихорадочно перебирать варианты – как дятел? Желна? Дятел так не сидит!
– Да ворона, — опять же утверждает