перевернулась набок, и ее вновь стошнило на пол. Боль в ноге заставила ее застонать.
– Я здесь, подожди немного, – сказал Саша, зажигая несколько свечей. Он развязал куртку на ее ноге и принялся промывать рану, аккуратно извлекая осколки стекла. Аля сжимала кулаки, стараясь не вскрикнуть от боли. Он достал из рюкзака медикаменты и протянул ей несколько таблеток обезболивающего, которые она проглотила не запивая.
Рана представляла собой ужасающее зрелище: она была глубокой и проходила по задней части бедра, спускаясь до самой икры. Края раны были неровными и рваными, из них сочилась свежая кровь. В некоторых местах кожа свисала, обнажая лежащие под ней ткани. Вероятно, под коленом были повреждены сухожилия.
Саша отвернулся, несколько секунд пытаясь прийти в себя. «Черт возьми, возьми себя в руки!»
– Не переживай, я знаю, что будет больно, – Аля лежала на животе, уткнувшись лицом в подушки; голос ее был слабым и хриплым.
– Хорошо… – Он ушел на кухню и принес бутылку с вишневой настойкой, которую когда-то передала мать Али. Настойка была достаточно крепкой, чтобы заглушить боль, а насыщенный цвет напитка обещал облегчение хоть на немного.
Саша бережно придерживал бутылку, пока его супруга с жадностью пила из нее. Ее руки дрожали от волнения и страха. Когда настойка была наполовину опустошена, он взглянул на свою жену. Она кивнула, стиснув подушку зубами, словно это могло помочь ей справиться с болью.
Держась за фонарик, зажатый во рту, чтобы добавить себе света, Саша с тяжелым сердцем принялся сшивать живые куски кожи. Его руки дрожали от напряжения. Каждый прокол иглой вызывал у Алии мучительный спазм, и она сжимала подушку все сильнее. Ее глаза наполнились слезами, но она не могла позволить себе закричать. Свет от фонарика дрожал, а игла неуверенно скользила по ее ноге.
Когда он наконец-то завершил перевязку ее раны стерильным бинтом, она уже была без сознания. Алкоголь и нестерпимая боль сделали свое дело. Лицо Али покрылось румянцем, капилляры на веках набухли и теперь отчетливо выделялись.
Саша осторожно поднял жену на руки и с тревогой заметил, насколько она была хрупкой и легкой. Даже через толстый свитер он чувствовал, как ее ребра выступают слишком сильно.
Он отнес ее в подвал и уложил спать, заботливо укрыв одеялами и куртками, чтобы защитить от холода и боли. Она тяжело дышала, и ее тихий шепот во сне напоминал ему, насколько она уязвима.
– Прости меня, – прошептал он, опускаясь на колени рядом с ней. Горячие слезы потекли из его глаз, смешиваясь с чувством отчаяния. Он ощущал себя беспомощным, словно все его усилия были тщетны, и он не мог защитить ее от этого ужаса.
Саша поднялся и аккуратно разложил оставшиеся припасы по местам. Затем он допил остатки настойки и сел на пол, прислонившись к стене. Его руки были в крови, в крови его любимой, и он смотрел на них, чувствуя, как в душе закипает ярость и обида на весь этот чертов мир.
…
Она пришла в себя лишь на третий день. Все это время Саша не смыкал глаз, ухаживая за ней с неусыпной заботой: менял