Яковлевич, поедемте вместе, – предложил Крутилин.
– Кто тут тебе Аркадий Яковлевич? Мы теперь навеки Ванюша и Аркаша. Забыл? Езжай давай. Дай Бог, завтра свидимся.
Крутилин долго корил себя, что не остался с подвыпившим спутником. Эх, все было бы иначе…
Проехав примерно половину пути, он понял, что до дома малую нужду не дотерпит, и дотронулся до плеча Дорофея тростью:
– Эй, любезный, мне бы в кустики.
Извозчик затормозил. Далеко от дороги Крутилин отходить не стал – хотя ещё и белые ночи, но уже не такие светлые, как в июне, поэтому проезжавшие мимо его не заметят. Едва сделал дело, как рядом хрустнула ветка.
– Кто здесь? – спросил Крутилин, нащупывая в кармане револьвер.
Парголовские леса никогда не были безопасными, особенно ночью. Пять лет назад самого Крутилина на этой дороге ограбили и даже побили – пришлось ему в следующее воскресенье приехать сюда с агентами, которые и поймали дерзкую банду дезертиров, промышлявшую здесь.
Никто на вопрос сыщика не ответил, хруст тоже прекратился, а Иван Дмитриевич поспешил к коляске. И через двадцать минут был уже дома. Геля, живот которой за прошедшую неделю ещё увеличился и округлился, бросилась ему на шею:
– Как ты доехал, любимый?
– Прекрасно! Мне очень повезло. Приехал поздно, сидячих мест уже не было. И тут вдруг сосед наш Аркадий Яковлевич пригласил к себе в купе первого класса.
– То-то от тебя коньяком разит…
– Ух ты! Неужели коньячный перегар от водочного отличаешь? Тебе бы в сыщики.
– Как сына рожу, так сразу к тебе на службу и поступлю.
– А ежели дочь?
– Ты же сына велел. А я жена послушная. Ужинать будешь? Груня утку запекла.
– Конечно, буду. И водку пусть подаст. Коньяк – хоть и вкусно, но дух в нём не наш, не русский!
22 июля 1873 года
По воскресеньям Иван Дмитриевич всегда отсыпался, потому проснулся около полудня и потом ещё минут пятнадцать просто лежал на перине, наслаждаясь расслабленностью мышц. Наконец, поднявшись, облачился в тяжелый шлафрок и, миновав застекленную веранду, вышел в благоухающий запахами сад, где на столе его ожидали самовар, сдоба и вазочки со свежесваренным вареньем.
– Ванюша, милый, с добрым утром, – привстала Геля, чтобы налить мужу чай. – А я уж будить тебя хотела. Ведь ежели столько спать, голова болеть будет. Груня, Груня, жарь барину яичницу. А ты, Ванюша, пока домашней колбаской закуси. С пылу, с жару, вчера ещё хрюкала.
Иван Дмитриевич устроился на стуле, пристроил к халату салфетку и, взяв нож, щедро намазал сдобу чухонским маслом. Тут же, откуда ни возьмись, явился кот по кличке Котолизатор и стал тереться об ногу.
– А ты тут растолстел, мерзавец, – потрепал любимца по загривку Крутилин.
– Ещё бы! – согласилась с мужем Ангелина. – Столько ловит мышей, что сам уже съесть не может. Потому каждый день приносит парочку на кухню в подарок Груне. Да, кстати, ты вчера сказал, что ехал вместе с Аркадием Яковлевичем.
– Да.
– А