в чем же состоит уродство? – сквозь зубы цежу я. – У меня современная прическа. Это просто один из способов подчеркнуть индивидуальность. Как пирсинг или татуировки.
– Да, помню, – он откладывает вилку, – китайский иероглиф у тебя на спине, значение которого не знают даже сами китайцы. В ней один плюс – под одеждой не видно. А других способов самовыразиться не нашлось?
– Когда я уши в десятом классе проколол, тебе тоже не понравилось, – напоминаю я.
– Да что ты? В этом есть определенный плюс: теперь я знаю, кто унаследует бабушкины сапфировые сережки, – невозмутимо произносит он, беся меня еще больше.
– Весь я у тебя с брачком.
Я решаю проверить, не заросли ли уши, и заодно позлить хладнокровного папашу. Вынимаю кусочек проволоки из кармана.
– Что это? – Он едва ли не морщится.
– На улице нашел. В зубах ковырять удобно, – едко вру я.
– И почему меня это совсем не удивляет?
Втыкаю в ухо, радуясь, что дырка на месте, и вскидываю брови, с вызовом глядя на расслабленно откинувшегося на спинку стула отца.
– Они тебе определенно идут. Я понял твой посыл. Можешь участвовать в гей-параде, если таковой однажды разрешат. – Он возвращается к еде.
Я сижу ровно, недовольно глядя на него, не зная, чем возразить. Я всегда проигрывал ему в спорах. Он умеет оскорбить улыбаясь. Умеет похвалить и тут же плюнуть в душу. Это особенная способность всех надменных и высокомерных людей, коим он стал. Стена между нами, которую он строил все эти годы, кажется теперь просто огромной. Мы не просто не понимаем друг друга. Мы друг друга не слышим. А ведь только мы друг у друга и остались.
Уже через минуту он возобновляет разговор, жестом призывая меня вернуться к трапезе.
– Хочу, чтобы ты перестал строить глазки моей секретарше. Ты смущаешь ее.
Ан нет, кое-какое понимание все же присутствует. Я едва не давлюсь соком. Не думал, что он заметил мой интерес, хоть и не скрывал особо.
– Ревнуешь? – хочу уколоть, но вызываю лишь тихий смех.
– Ты себя слышишь? Ревную к кому? К девятнадцатилетнему заносчивому и избалованному пареньку с непонятным выщипом на голове и проволокой для ковыряния в зубах в кармане? Ты похож на гопника с Бирюлева. И все это с собой ты сделал сам… Всерьез считаешь, что сможешь составить конкуренцию кому-то из офисных? Нет! Печально это признавать, но-о… тебе нечего ловить возле этой девушки, – заключает он. – И думаю, что ее немало напрягает тот факт, что по ней пускает слюни сынок босса.
Критика хороша, когда не задевает за живое, а во мне уже все кипит. Я откладываю вилку, прожигая его взглядом, и вдруг, оглядевшись по сторонам, замечаю, как смотрят на нас окружающие.
Он – высокий, красивый, в идеально сидящем костюме. И я – никакой… Быдло. Мы словно из разных миров. Я не подхожу ему во всем. Должно быть, они и представить себе не могут, что мы одна семья.
– А я вот уверен, что, не будь я сыном ее босса, шансы бы у меня были, – решаю возразить.
– Нет, хороший