дернул плечами. Встань я тогда, упал бы мордой в пыль.
– А папаша твой – перец знатный. Мой предок его уважает, считает грамотным, хотя и резким. Ты с ним интервью недавно смотрел? Куда уж тебе. Он, между прочем, вещи такие говорит, что не каждый себе позволит. А у сестры моей так вообще на него слюноотделение. А чего? Не мальчик, да, но ты ему и в подметки не годишься. И сложен он хорошо, видно, что качается…
– Сам-то его не захотел часом?
– А то, что тебе – криворукому – машину не покупает, так это потому, что не хочет краснеть из-за тебя. Ты и на ногах дел натворишь, мало не покажется. – Он встряхнул головой и хмыкнул.
– Пошел ты, – бросил я и все-таки слез с машины. Сделал пару шагов, оступился. Подружака меня поддержала, иначе бы точно нырнул в пыль. Выругавшись, выдернул руку из ее хватки и, зло рыча от негодования, бросился прочь, грубо задев плечом оппонента. Тот лишь хихикнул.
Какое-то время я тупо бродил меж заброшенных построек. Слышал, как звал Макс, но не отозвался. Голова гудела. Недовольство, усталость – все скопом навалилось и ввергло в некое подобие отчаяния. Встал у серой стены, прижался лбом к холодному силикатному кирпичу, на минуту расслабился. Но вдруг сзади подошла Дарья и начала меня доставать – типа успокаивать. Оно надо?
«Наверное, запала телка», – подумал я и перешел к решительным действиям – прижал ее к стене. Она, собственно, не сопротивлялась. Поимел как смог. Вышло грубовато. Было ли ей хорошо – не знаю. Возможно, нет, но помню, как обнимала за шею и постанывала.
Проснулся в машине Илюхи, на заднем сиденье. Макс растолкал меня и выпроводил, оставляя у ворот особняка.
Стучу в дверь, и мне открывает Гульнара – помощница тети Наташи, девушка, временами замещающая ее, – провожает в комнату, придерживая и просит вести себя тише.
– Дома этот… властитель ада? – интересуюсь я, и та кивает, жестом призывая к тишине.
Я пытаюсь обнять ее маленькую фигурку, больше из дружеских побуждений, но она отшатывается. Не доверяет пьяному.
– Ты что, боишься меня? – возмущаюсь я. – А отца не боишься? А если бы он обнял, а?
Знаю, что обидно, но я пьян и озлоблен на всю вселенную. А еще я замечал ни раз, как эта маленькая гостья столицы, уроженица Таджикистана, смотрит на своего хозяина – господина Литвинова. С каким трепетом внимает ему. Как любуется им издали и как стыдливо опускает глазки, когда ее ловят за этим занятием. Похоже, влюблена. Пожелай отец разложить ее на кухонном столе, даже сопротивляться бы не стала. Но папка такую не тронет. Знаю! У ее народа другие обычаи, и он не стал бы ее ломать. Она тоже это знает, потому просто мечтательно вздыхает. А на меня сейчас смотрит с тревогой и осуждением.
Я зло машу рукой, и она выходит. Где-то в коридоре слышится голос отца. Я жду его появления и готовлюсь дать отпор, но он не приходит, и я просто вырубаюсь прямо в кресле.
Институт я проспал, что неудивительно. Просыпаюсь в том же кресле. Во рту привкус жженой резины, будто старые покрышки всю ночь лизал. Голова – не моя. Гульнара