его Джеймс Фитцджеймс Стюарт, герцог де Бервик. (Я прошу вас запомнить это имя, которое, к несчастью, не раз появится в нашем повествовании! Если бы не он, ни трагедии Барселоны, ни моих несчастий никогда бы не случилось.)
В 1705 году я еще не слыхал о Бервике, который в это время стоял во главе французских войск, готовившихся к штурму Ниццы. Как я узнал потом, Вобан считал эту операцию пустой тратой времени и денег; кроме того, он не хотел рисковать отборными частями солдат. Бервик же придерживался противоположного мнения и, будучи самым тщеславным из кегорнианцев, продолжал осаду города, несмотря на то что маркиз неустанно писал ему письма, советуя отказаться от этой затеи.
Герцогу это, должно быть, изрядно надоело, потому что в один прекрасный день в Базош пришло от него письмо, написанное с поля сражения. Тон его был ехидным и высокомерным.
Как Вы можете убедиться, сеньор, Ницца пала. Город был взят очень быстро, хотя мы предприняли штурм на участке, который, по Вашему мнению, для этого не годился. Надеюсь, что впредь Вы не будете спорить с тем, что в первую очередь следует прислушиваться к мнению людей, которые непосредственно ведут операции на поле сражений, а не к тем, кто позволяет себе оценивать ситуацию, находясь в двухстах милях от наших позиций.
Это был упрек, в котором звучало пренебрежение победителя. Мне помнится, что маркиз в те дни в Базоше рвал и метал:
– Что он о себе воображает? Как посмел этот незаконнорожденный нахал обращаться ко мне таким тоном! Единственная заслуга этого выскочки состоит в том, что по его вине пролились реки крови.
Целых два дня к маркизу никто не осмеливался подойти; он был так мрачен, что даже не появлялся в столовой.
Вобан воплощал в себе невероятный парадокс. Если я недавно говорил с пренебрежением о тех, кто отрицает воинское искусство, мои слова следует понимать: исходя из теории Вобана. Ибо что есть война? Вывалившиеся из распоротого живота кишки, мародерство и разрушение. Парадокс состоял в том, что, по теории Базоша, военное искусство, развитое до полного своего совершенства, делало войну ненужной. Таким образом, это была наука, конечной целью которой являлось самоуничтожение!
В отличие от Монстра, которому служил Вобан, сам маркиз не испытывал жажду экспансии. Причиной тому были, если хотите, мелочность и чрезвычайно высокое мнение о клочке земли, на котором ему довелось родиться. Вобан считал Францию не просто хорошей страной, а страной превосходной. А коли так, зачем стремиться к расширению владений? Все свои силы маркиз посвятил защите географических рубежей, доставшихся нации в наследство от предков. Он укреплял границы, создавая крепости столь совершенные, что любое нападение было обречено на провал, еще не начавшись. Ему принадлежала идея pré carré, «квадратного луга»[35] – так эти лягушатники прозвали свою вонючую деревню; Франция должна была превратиться в единый вечный монолит с четко очерченными границами и твердо стоять веками. Мирную жизнь ничто не должно было