в полутьме. Коридор был пуст, далеко впереди виднелся освещенный солнцем проем.
– Это избранный? – спросил я отца, показывая рукой на дверь, за которой остался стражник.
– Конечно! Иначе бы он не жил в Кумране.
– Какой-то он… – я замялся. Избранные представлялись мне возвышенными, отрешенными от мира созданиями, погруженными в тайны устройства мира, существами, больше похожими на ангелов, чем на людей. От стража пахло потом, его запыленные сандалии, темная от загара кожа, простая туника не совпадали с существовавшим в моем воображении образом.
Отец понял мои сомнения.
– Видишь ли, – сказал он, – в среде избранных существуют разные уровни. Мы сейчас столкнулись с одним из самых низших, иначе бы этот достойный всяческого уважения брат не стоял бы у ворот. Ты увидишь избранных работающих в кузнице, убирающих двор, пекущих хлеб, работающих в мастерских. Все в Хирбе-Кумран делается руками ессеев.
Но есть избранные, полностью погруженные в духовную работу. Это Наставники, главы направлений – Терапевт, Воин, Книжник – и еще несколько десятков братьев, отмеченных печатью Света. Даже обладая талантом, к их уровню нужно подниматься многие годы. Но пойдем, мы не можем так долго оставаться в коридоре.
Я прикоснулся рукой к стене. Крупные, хорошо обтесанные блоки на ощупь казались прохладными. Если здесь, на поверхности, стоит только укрыться в тень, жара сразу перестает давить, то насколько же приятно под землей, в сухих, продуваемых ветерком пещерах!
Мы прошли по коридору и оказались во дворе обители. Прямо передо мной возвышалось величественное здание Дома собраний. Колонны, арки, стрельчатые окна, лестница из белого мрамора, ведущая к входу, двери, облицованные золотом так же, как и ворота Кумрана, блестящие под лучами солнца, и над всем этим огромный голубой купол. При нашем появлении стая птиц с шумом сорвалась с карниза и, обогнув здание, скрылась с глаз.
– Священные голуби, – сказал отец. – Они перелетели сюда из Иерусалимского Храма. Сами перелетели, лет шестьдесят назад, и теперь живут тут, на крыше Дома Собраний. Это особый вид голубей, ощущающих святость. В Иерусалиме их приносили в жертву, а в Кумране их никто не трогает.
– Так что, в Иерусалиме уже шестьдесят лет не приносят в жертву голубей? – спросил я.
– Если я буду отвечать тебе на все вопросы, мы простоим на месте до вечера. Идем в бассейн.
Мы двинулись вдоль стены по неширокому проходу, оставленному доходящим до пояса деревянным частоколом. Насколько я мог видеть, он шел возле стены, поворачивая вместе с ней. Частокол был сделан из аккуратных столбиков, вбитых в землю через каждые два шага. Между столбиками вились сухие виноградные лозы. Этот частокол я мог преодолеть одним прыжком. Кому и для чего понадобилось сооружать столь огромный и бесполезный забор?
– Он не для зверей и не против злоумышленников, – ответил отец. – Забор очерчивает границу чистоты, ессей, не побывавший в бассейне, не может зайти внутрь обители дальше этого забора.
– Но мы ведь окунались! И