и Пресвятая Дева Мария, да храните маленькую Панайоту от дурного глаза, бед и несчастий. Аминь.
В разговоре с Акисом она про это умолчала, но утром, после того как отвела сыновей в школу, не сразу отправилась на рынок, а зашла сначала в церковь Святой Екатерины. Ну как же иначе? Катина до сих пор не могла поверить, что вот она, ее дочка, живая и здоровая, и целый год каждое утро ходила в церковь помолиться Святой Екатерине, заступнице незамужних девушек, наверняка коснувшейся ее Панайоты своим светлым перстом, и, конечно же, Пресвятой Богородице. Чтобы отблагодарить обеих за свершившееся чудо, сразу после рождения дочери Катина продала браслеты из своего приданого. Акис, однако, не верил, что Панайота появилась на свет по милости Пресвятой Богородицы. Узнав о браслетах, он лишь поворчал, но, проведай сейчас, что Катина каждое утро ходит в церковь с пожертвованиями, пусть и небольшими, пришел бы в бешенство. Поэтому она и сочла за лучшее держать это в секрете от неверующего мужа.
Во время родов Катине показалось, что и Панайота, и она сама отправились на тот свет. Что уж там, она в этом ни капли не сомневалась. Между ног у нее красной рекой текла кровь, а сама она, точно легкое перышко, вознеслась на небеса. Там внизу, в спальне, столпившиеся вокруг постели женщины держали ее коленки и не переставая кричали: «Тужься, Катина, сильнее! Эла[14], давай, Катина му! Еще чуть-чуть!» Кричали они это все вместе, как будто читали молитву, в которую и сами-то не верили. Ребенок изо всех сил стремился вылезти, Катина тужилась, женщины помогали как могли, но головка никак не показывалась.
Посреди кроваво-красных рек стояла на коленях молодая повитуха Марика с посеревшим от страха и отчаяния лицом. «Ах, проклятье, запечатана, точно султанская сокровищница», – бормотала она, проверяя раскрытие шейки. Надо было сразу везти роженицу в больницу. Мелине, главная, опытная повитуха, поняла бы, что делать, но она, как нарочно, как раз принимала роды в доме каких-то богачей. Одна из помощниц побежала в турецкий квартал за бабкой-знахаркой. Несмотря на поздний час, знахарка тут же встала, собрала свой узелок и, накинув чадру, отправилась на улицу Менекше, к дому Акиса. Вторые сутки родов Катина выдержала лишь благодаря спиртовому настою из особых трав, что знахарка закапывала ей в рот.
На исходе вторых суток Катина оторвалась от своего измазанного кровью тела и легко воспарила ввысь, откуда увидела, как знахарка что-то шепчет на ухо повитухе. Даже не слыша слов, она знала, что та говорит: «Ребенка уже не спасти, спасай мать». Так значит, ее ребенок умер… Она открыла рот, но, как это бывает в ночных кошмарах, не смогла произнести ни звука. А сказать она хотела вот что: «Оставьте меня, дайте мне умереть». Подобно тем, кто погибает от холода, она готова была погрузиться в сладкие объятия сна.
Перед ней появился тоннель, наполненный белым светом. Как радуга, он поднимался к небу, а с другого конца ей махала рукой маленькая девочка. Она была так похожа на мать Катины, и Катина этому несказанно обрадовалась. Сыновья ее пошли в