нет, – обижается София Павловна. – На самом деле это страшно смешно! А сколько здесь пикантных и совершенно непристойных сцен! В финале пьесы Михрима должна задушить героя шелковым шнуром. Но Орхан топит её в бассейне, наполненном ртутью, и сбегает из гарема с придворной прачкой…
– А по мне одно кривляние, – Варвара зевает и прикрывает ладонью рот. – Вот эта актриса, которая играет принца, она же совсем не похожа на самца. Все видят, что это женщина, которой просто наклеили бороду! Я не могу взять в толк, почему самцы не могут играть в театре? Им же разрешили сидеть на галерке?
София Павловна ненароком оглядывается. Зрительный зал освещает лишь льющийся со сцены свет фальшивой луны.
В партере занята от силы половина мест. Зато на галерки яблоку негде упасть. София Павловна видит, как бледными пятнами светятся в полутьме лица самцов – простолюдинов, поденщиков, дворовой челяди и рабочих с механического завода, пришедших на вечернее представление.
– А как по мне твои груди похожи на слепых щенят, нуждающихся в ласке, – говорит Орхан, сидя по-турецки на сцене и покачиваясь взад-вперед.
– Обольщение это хитрость, которую используют слабые, чтобы покорить сильных. Сильные всегда стремятся выплеснуть свою силу в нежность и стать слабыми,– продолжает Михрима, – Теперь взгляни на мои ягодицы. Они также похожи на луну. Они бледные и светящиеся, и подобно луне могут свести мужчину с ума.
Она поворачивается к Орхану спиной и, расстегнув кушак, спускает шаровары.
София Павловна хочет сказать подруге, что та ничего не понимает в театре. Она наклоняется к Варваре, и тут замечает, что сквозь хвойный запах смолки, которую жует художница, пробивается сладковатая сивушная нотка.
– От тебя разит самогоном, – шепчет София Павловна на ухо Варваре.
– Быть этого не может! – смеется художница.
– Ну, смотри, Варенька! Тебя уже пороли у позорного столба, года не прошло…
– Типун тебе на язык, – Варвара лезет в холщовую сумку и достает украдкой бутылку из толстого стекла.
В бутылке плещется мутный самогон.
– По глотку, чтобы немного взбодрится, – предлагает Варвара Альбрехт и широко улыбается щербатым ртом и вытаскивает из горлышка деревянную пробку.
Про Варвару нельзя сказать, что она красавица. У неё узкое худое лицо, нос с горбинкой и большая щербина между верхних резцов. Желтые, как солома волосы, пострижены совсем коротко и топорщатся на макушке. Это невысокая худощавая девица с узкими бедрами и длинными руками. Пальцы у нее тоже длинные, тонкие и такие гибкие, что, кажется, будто суставов в каждом пальце больше чем следует. Если присмотреться, то на лице Варвары, на ее смуглой от загара шее или руках всегда можно заметить пятнышки не до конца оттертой краски – огненную киноварь, желтую солнечную охру, изумрудную зелень кобальта или цинковые белила. Варвара Альбрехт – художница, она живет на съемной квартире неподалеку от трамвайного парка, на самой окраине Тобола.
– Ты с ума сошла! А ну, спрячь немедленно! – сделав