работы в МУРе!
– Оно самое, – подтвердил Карлсон. – И не банальное убийство, между прочим…
Во внутреннем дворике ГУВД Басов в очередной раз любовно погладил капот своей серебристой «девятки», а через минуту они уже выруливали на запруженную машинами Петровку. Подполковник никак не мог привыкнуть, что автомобиль, оказывается, может заводиться сразу, буквально с полуоборота. Он тут же пришел в благодушное настроение, несмотря на то, что «девятка», увязнув в сплошном потоке, продвигалась черепашьими темпами.
– После восьми вечера – самое время для заказных убийств, – назидательно вещал подполковник. – Сам посуди: люди возвращаются домой или идут в кабак, соответственно, либо в подъезде, либо в туалете ресторана их уже дожидаются терпеливые киллеры…
– Наш-то покойник пенсионером был, – осторожно возразил Матушкин. – Какие тут рестораны! У него, наверное, и на корм собаке денег едва хватало. Может, его вообще по ошибке застрелили, а, Макс?
Басов фыркнул, добавил газа и проскочил Тверскую.
– А что? – продолжал развивать свою версию Малыш. – Какие главные ориентировки могли быть даны киллеру? Возраст жертвы и порода его собаки. Ведь убили Шестакова в том сквере, где он кобеля выгуливал. А теперь смотри: район богатый, престижный – Бронная, как-никак. Вполне возможно, что киллер поджидал другого «клиента», примерно одного возраста с Шестаковым, у которого тоже был сеттер!
– Ну да, ну да, – покивал головой Карлсон. – Только запомни одну простую истину, Малыш: смерть вообще – слишком серьезная штука, чтобы быть случайной или ошибочной… ТАМ, – Басов поднял глаза к небу, – ошибок не бывает.
Он помолчал, и Алексей понял, что Карлсону вспомнилась гибель его жены – тоже, на первый взгляд, случайная: вскочила за руль басовской «шестерки» и взорвалась вместо подполковника…
– И потом, – Карлсон очнулся от тягостных мыслей. – С чего это ты взял, мил человек, будто старик Шестаков был недостоин получить три пули от наемного убийцы? А, кум? Не надо обижать покойника: он был когда-то весьма и весьма важной птицей.
Теперь «девятка» пробиралась к Малой Бронной, и помехой был уже не сплошной поток машин, а припаркованные вдоль узкой дороги автомобили.
– Тут, куманек, дельце темное, поганое, – нараспев продолжал подполковник. – Шестаков вплоть до 1992 года был одним из главных руководителей Гохрана – надеюсь, не надо объяснять, что это за учреждение?
– Не надо, – нахмурился Алексей.
– Вот и славно. Сам понимаешь: золото, платина, бриллианты, церковная утварь, изъятая советской властью в немеряных количествах… Это, брат ты мой, не хухры-мухры. Известно ли тебе, сколько этого добра испарилось из хранилищ к началу девяностых? Прорва. Кстати, может, ты думаешь, что те экспонаты, которые выставлены в Алмазном фонде, – подлинники? Ха-ха! Там семьдесят процентов – подделки, муляжи. Все тайком от народа продано за рубеж еще при коммунистическом режиме.
Алексей тупо молчал, потрясенный услышанным. Недавно к ним в