старой девы.
– Послушайте, меня вовсе не интересует, куда вы едете и зачем, – отрезала я, оглядывая застрявшую в сугробе машину, – но, похоже, по вашей милости я теперь никуда не поеду.
– Погодите, я сейчас всё улажу, – самодовольно произнёс Удальцов, вытащил из внутреннего кармана айфон последней модели и набрал короткий номер. – Алло? Спасатели? Гордей Удальцов вам звонит, да, тот самый из новостей…
Минут десять он объяснял, что случилось и где мы, а снегопад только усиливался, заметая следы шин, оба автомобиля и самого Удальцова. Видно, он успел замёрзнуть в своей спортивной куртке и брендовых кроссовках на каучуковой подошве, потому что пританцовывал на снегу. В тёмных волосах серебрились крупные резные снежинки, а нос покраснел, и он уже совсем не походил на покорителя женских сердец.
Мои чувства к нему за семь лет претерпели несколько кардинально противоположных стадий. Сперва это была влюблённость. Детская, наивная, когда при мысли о самом красивом мальчике в лицее сердце начинает стучать так громко, что ты всерьёз опасаешься, как бы кто не услышал; когда вчера ты робко мечтала о том, чтобы лишний раз увидеть его мельком в коридоре, а сегодня уже засыпаешь с мыслью об уютном доме, рыжем Мурзике и общих детях; когда ты мучительно ждёшь от него первого шага и отчаянно ненавидишь вон ту симпатичную девочку, которой он сказал «привет», и вон ту, которая ему улыбнулась; когда, так и не дождавшись вожделенного: «У тебя, наверное, тяжёлый рюкзак? Давай понесу», – ты, презирая саму себя за пунцово-алый румянец на щеках, репетируешь перед зеркалом приглашение на белый танец.
И вот, когда этот вечер настал, ты надеваешь своё самое красивое платье и переступаешь школьный порог, точно на эшафот поднимаешься. Увидев его в толпе, сбивчиво молишься про себя о том, чтобы ди-джей поскорее объявил белый танец и о том, чтобы папка с медляками стёрлась без надежды на восстановление. Сто раз жалеешь о том, что пришла, двести раз подбадриваешь себя, триста – убеждаешь, что неотразима. Ну конечно, ведь ты начала готовиться к самому ответственному моменту в твоей жизни даже не с утра, а задолго до начала зимы. И когда ди-джей, наконец, ставит какой-то дурацкий медляк и разрешает девочкам проявить инициативу, ты, заплетаясь в собственных ногах и каким-то чудом опережая ту самую девочку, которой он говорит «привет», с выпрыгивающим из груди сердцем подходишь к нему.
– Ты танцуешь? – не своим голосом произносишь ты, хотя бог знает сколько раз репетировала совсем другое.
Он оценивающе оглядывает тебя с ног до головы, будто видит впервые. И пока он это делает, ты лихорадочно вспоминаешь, как тебя зовут и что на тебе вообще надето, мысленно перебираешь собственный гардероб и полки близлежащих магазинов, ассортимент которых давно выучила наизусть, в попытках придумать образ получше. Сердце останавливается, во рту пересыхает, ног не чувствуешь вовсе. Ты поставила на кон всю свою жизнь. От него даже не требуется никакого «да». Пусть, чёрт возьми, просто возьмёт за руку и покружит три минуты под музыку у всех на виду. Тебе ничего больше не надо, честное слово,