насладиться духовной пищей?
Лина вскинула глаза, в которых читались одновременно и напряжение, и недоверие, и любопытство:
– По ресторанам с малознакомыми мужчинами не хожу.
– Я не приглашаю тебя со мной отужинать. Предлагаю вместе посмотреть спектакль в Большом театре. А уж знакомиться со мной ближе или нет – твой выбор. Так как? Билеты на завтра в ложу бенуара куплены. Руку и сердце пока не предлагаю, а вот незабываемый вечер гарантирую.
Альберт смотрел в упор. Лина неожиданно для себя кротко улыбнулась:
– Что будем смотреть?
Саламонский не был к этому вопросу готов, у него едва не вырвалось: «А чёрт его знает! Какая разница, главное, ты будешь рядом!» – но вовремя осадил себя и постарался вспомнить, на какой спектакль он всё же покупал билеты. Память не подвела.
Совсем недавно Большой театр пережил мощную реконструкцию. Его крепко перестроили. Там теперь снова бурлила жизнь, как, собственно, почти во всех придворных театрах Москвы.
В прессе писали: «Одним из самых значительных событий в истории Большого театра второй половины XIX столетия стала постановка балета „Дон Кихот“. Незадолго перед тем назначенный на должность главного балетмейстера Мариинского театра Мариус Петипа поставил первый и единственный полнометражный балет специально для Большого театра. Спектакль „Дон Кихот“ получил заслуженную славу как самый „московский“…»
Саламонский перед походом в театр, чтобы произвести впечатление на пока ещё недоступную Шварц, подкрепился разной информацией. Также ему это было необходимо и для общего понимания положения дел в мире искусства Москвы и России в целом. Он давно уяснил для себя – это с детства ему вбивал в голову отец: всё, что касается творческой жизни, да и жизни в целом, никогда ничего лишним не бывает. «Всё в копилку! Всё сюда! – Вильгельм Саламонский обычно стучал себе по лбу. – Не знаешь, когда что пригодится…»
У Лины горели глаза. Она в антракте держала бокал шампанского, о котором после увиденного совершенно забыла, и говорила, говорила. Такой восторженной и многословной Саламонский её никогда не видел. Он попал в точку.
– Петипа – гений! А вы знаете, Альберт, что в детстве маленькому Мариусу приходилось очень несладко? Я читала, что его отец насильно заставлял заниматься хореографией. Разломал об него немало тростей. Во время бельгийской революции 1830 года, когда в стране закрылись все театры, Петипа-старший в портовом Антверпене арендовал помещение, чтобы дать несколько спектаклей для жителей города. В балете, который назывался «Мельники», танцевала вся семья: отец, сыновья Люсьен с Мариусом и матушка с дочерью Викториной.
Саламонский максимально пытался выражать лицом предельную внимательность и заинтересованность. Это вдохновляло Шварц и она продолжала выплёскивать на Саламонского восторг и свои познания.
– Представляете, Альберт, во время гастролей в Мадриде, на одном из спектаклей, Мариус должен был поцеловать свою партнёршу. Несмотря