умать, что им не достаёт глубины, но это впечатление обманчиво. Стоит пристальней вчитаться, и понимаешь, насколько тонки, пластичны и естественны душевные переживания автора, выраженные в слове. Ярким красивостям автор предпочитает сдержанную красоту и искренность самовыражения.
Книгу «Мамина сирень» Татьяна Кравченко собрала для своей мамы, своих близких и родных. Но это не делает её узкой. Благодаря таланту автора она, думаю, важна и интересна не только для «своих», но и для вдумчивого любителя поэзии. Темы книги разные, но объединяет их любовь и чувство родства к душевно близким людям и к родной природе. Тайну своего рождения, например, автор образно раскрывает уже в первом стихотворении «Сосна», а пушкинскую тайную свободу и бесстрашие к жизни провозглашает в «Новогоднем». Своё глубинное родство с предками своеобразно передаёт в стихотворении «Кравчий».
Объём книги небольшой, прочесть её можно на одном дыхании. И, честно говоря, она не требует каких-то особенных вступительных слов. Надо просто взять её в руки, раскрыть и с доверием погрузиться в художественный мир Татьяны Кравченко. Надеюсь, соприкоснувшись с ним, вы изменитесь, станете лучше и добрее. И, не сомневаюсь, прочтя «Мамину сирень», многим захочется глубже познакомиться с поэзией Татьяны.
Александр Сорокин
Сосна
Сосна
Меня обронила сосновая шишка,
И долго в ладонях качал ветерок.
Сама и не помню я, как это вышло,
Упала на землю – пророс стебелёк.
Над озером синим, у кромки обрыва
Стою, и душа моя силой полна.
В бездонное небо смотрю безотрывно,
А кто я – не знаю – назвали сосна.
Дерево
Разглядывать извилины коры —
Все трещины, хребты, нагроможденья,
До чёртиков, до умопомраченья,
Какие там увидятся миры!
Как детство, что пригрезилось во сне,
Младенческая кожица на дне
Расщелины, разлома векового,
И наросты – надбровья чьих-то лиц,
И чей-то взгляд мерцает из глазниц
Дупла пустого.
Как осязаем этот тёмный взгляд!
О чем они, немые, говорят,
Древесные морщинистые лица.
Змеится тень улыбки на губах,
И каменеет первобытный страх,
И молоко земли из ран сочится.
Или бичом иссечена спина
Проступит сквозь былые времена
И вдруг застонет не угасшей болью,
И дерево откроет письмена —
Забытые людские имена
Вдруг оживут под дрогнувшей ладонью.
«Из полночного сада взбегаю босой…»
Из полночного сада взбегаю босой
На ступени крыльца отворенной веранды,
Где прохладно синеют сквозные квадраты,
И шершаво вздыхает доска под ногой.
Этот звук в темноте так любим и знаком!
И глядит из угла отрешённо и томно
Позабытый кувшин потускневшим зрачком,
Словно старый хранитель уснувшего дома.
И душой навсегда отрекаюсь от зла,
Оттого ли, что синь сквозняком, оттого ли,
Что поделен сей мир на квадраты стекла,
Что поделена полночь на равные доли.
«И так переливчаты, так многоцветны…»
И так переливчаты, так многоцветны
Осыпаны влагой кусты!
Мерцают в листве золотые планеты —
Вселенная капель росы.
Как жаль, это чудо не долго продлится,
И нам не успеть, не понять,
Как смог в каждой капле весь мир уместиться
И только мгновенье сиять!
«Лепет травинки смущает…»
Лепет травинки смущает
Неким подобием слов.
Огненный рот иван-чая
Выкрикнуть что-то готов.
В листьях желтеющих плачет
Давняя память костров.
Господи, что же он значит —
Крик безголосых миров?
Девочка-память
Струна оборвётся, а звук ещё долго блуждает,
Забыв своё имя, звучит сиротливое «до».
О чем эта песня? – да кто же теперь разгадает,
Кому эта песня? – теперь не узнает никто.
Мы вырвать готовы из сердца щемящие струны,
Отчаянно, с корнем,