заворожили нас с первой секунды, не так ли, мисс Этчингем?
Это было совершенно пустое замечание, из тех, что служат лишь одной цели: чтобы мужчина мог гордиться собой и считать себя умным на фоне девичьей глупости. Но Пруденс перестала задыхаться. Если им обеим удастся остаться пресными и скучными, в светском стиле, к которому их так долго готовили, возможно, Пруденс сумеет справиться с паникой. Тактика, которая позволяла им скрывать писательский талант Эмили и академические занятия Пруденс, не могла не сработать и здесь.
Взгляд Карнэча обратился к Эмили. У него были серые глаза, но «серый» – слишком тусклое слово для обозначения их истинного цвета – мрачной серости туч, которые при взгляде на нее рассеялись и глаза блеснули серебром. Губы графа слегка изогнулись, ровно настолько, чтобы обозначить улыбку, не открывая зубов.
– Местные красоты пленили бы поэтов, я уверен, – ответил он. – Теперь вы почтите меня замечанием о погоде?
Эмили чуть не рассмеялась. Карнэч знал, как должен развиваться разговор, и совершенно ясно дал понять, что в светской беседе видит то же отсутствие смысла, что и она сама. Но она не могла расслабиться с ним – только не при тех планах, которые он строил относительно Пруденс.
Она ответила графу холодным взглядом, держа паузу до тех пор, пока он не изогнул бровь, и поинтересовалась:
– Желаете обсудить шанс того, что завтра будет солнечно? Или возможность дождя? Я готова поддержать любую тему, милорд.
– Если вам столь небезразлична именно погода, миледи, местные разговоры придутся вам по вкусу, – ответил он, скрывая улыбку. – А что же вы, мисс Этчингем? Вы тоже желаете обсудить погоду? Боюсь, у нас здесь слишком мало светских сплетен, которые могли бы вас заинтересовать.
Пруденс взглянула туда, где сидели Алекс и их матери. Она не ответила, и пауза начала излишне затягиваться. Эмили сжала ей руку, возвращая в реальность.
– Простите, милорд, – сказала Пруденс, заливаясь румянцем. – Сегодня я слегка рассеянна.
Карнэч улыбнулся ей, но серебро в его глазах сменилось темнотой грозовых туч.
– Мы можем обсудить и рассеянность, и посевы, если вы предпочтете это погоде.
Пруденс не улыбнулась шутке.
– Как пожелаете, лорд Карнэч.
Его улыбка померкла. Эмили никогда раньше не слышала в голосе Пруденс ноток такой покорности. К чести Карнэча стоило отметить, что эта покорность ему не понравилась.
Затем в комнату вошли его братья, и на лице графа проступило очевидное облегчение. Когда он повернулся к ним для приветствия, Эмили наклонилась к Пруденс и прошептала ей на ухо:
– Не позволяй ему решить, что ты его имущество.
– Разве не для этого я здесь? – огрызнулась Пруденс. – Бессмысленно притворяться, что это не так. И бессмысленно жалеть о том, что я могла бы получить вместо этого.
Времени на то, чтобы ее переубедить, не было – леди Карнэч уже представляла их остальным МакКейбам. Второй сын, Аластер, был местным викарием, и его ангельские светлые волосы идеально подходили его сану. Дункан