перебрал эля, или вина, или медовухи, или всего вместе. Но он не качался, и ей даже показалось, что он более трезв, чем она сама.
– Встаньте, – распорядился он, – и снимите сорочку. Хочу посмотреть, что я купил.
Его приказ потряс ее. Ничто из рассказанного ей не подготовило ее к такому. Это утвердило ее во мнении, что для Этельреда она значит не многим более, чем какая-то вещь. Тем не менее, скрыв свою обиду, она изо всех сил постаралась расслабить мышцы своего тела, следуя совету Маргот. Ничего не говоря, она соскользнула с кровати, развязала на груди тесемки и позволила сорочке упасть на пол у своих ног.
Эмма беззвучно поблагодарила Маргот, так как из-за легкого опьянения эта задача показалась ей скорее смехотворно нелепой, чем затруднительной. Она едва сдержалась, чтобы не захихикать. Она часто стояла голой перед своими служанками, которые мыли ее с ног до головы, и Эмма решила воспринимать происходящее так же. Однако, несмотря на тлеющие в жаровне угли, в комнате было прохладно, и она ощутила, как затвердели ее соски. Эмма подняла подбородок и, легкомысленная из-за выпитого вина, чуть не поддалась жгучему искушению попросить раздеться и короля, чтобы она тоже могла его осмотреть, но все же решила этого не делать. Она не представляла, какие чувства у нее вызовет вид голого мужчины. В любом случае раньше или позже ему придется раздеться. Ей нужно лишь подождать.
Этельред угрюмо взирал на свою молодую жену, и в нем боролись вожделение и подозрительность. Его обеспокоило то, что она выполнила его грубый приказ с такой готовностью. Он сказал это от злости – на своих советников за то, что принудили его к этому браку, на ее брата за требование ее короновать, на Эльфхельма, черт его побери, за то, что науськивает против короля собственных сыновей. Во всем этом не было никакой вины этой девушки, но теперь, после того как она так бесстыже перед ним обнажилась, Этельред задался вопросом, почему она это сделала.
Ругаясь, он прошел к маленькому столу, на котором стояла бутыль, и налил себе вина.
– Вы девственница? – спросил он.
Если нет, это объяснило бы, почему Ричард подсунул ему младшую сестру. Она была уже использована. Откуда ему знать, возможно, она уже носит под сердцем нормандского отпрыска?
Уставившись на нее поверх кубка, он заметил, как все ее тело порозовело от его вопроса.
– Я девственница, – ответила она. – Кроме того, я королева и не позволю, чтобы со мной обращались как с какой-нибудь портовой шлюхой.
Опрокинув в себя содержимое кубка, он отшвырнул его на пол и принялся стаскивать с себя одежду.
– Вы королева лишь по моей милости, – сказал он. – Лучше вам об этом не забывать. А утром, после того как советники осмотрят простыни, мы будем знать наверняка, точно ли вы не являетесь портовой шлюхой, как вы красочно изволили выразиться. Теперь забирайтесь на кровать и приступим непосредственно к делу.
Позже, когда она спала рядом с ним, Этельред лежал, уставившись широко раскрытыми глазами