опустошенный край тихо и легко, как благословение Божие, посыпался снег.
Глядя из-за монастырских стен, отшельники аббатств Жюмьеж и Сен-Вандриль созерцали опустошенный яблоневый сад и, опустив головы, возносили молитвы, смиряясь перед волей Всевышнего. Крестьяне, сгрудившись в своих убогих хижинах в поисках тепла, молились о спасении, полагая, что наступает конец света. В недавно построенном герцогском замке в Фекане, где герцог и его семейство собрались для празднования Рождества, пятнадцатилетняя сестра герцога Эмма бесшумно натягивала тяжелые сапоги поверх теплых шерстяных лосин, стараясь не разбудить свою старшую сестру. Но ей это не удалось.
– Что ты делаешь? – В хриплом голосе Матильды, донесшемся из-под толстой кипы одеял, прозвучало осуждение.
– Собираюсь спуститься в конюшню, – ответила Эмма, продолжая натягивать сапоги.
Она искоса взглянула на сестру, пытаясь определить, в каком та настроении. Жидкие темно-каштановые волосы Матильды были заплетены в тугую косу, что придавало ее узкому лицу изможденный вид и делало строгий взгляд, который та метнула на младшую сестру, еще более хмурым.
– Тебе нельзя выходить в такую бурю, – решительно возразила Матильда. – Ты простудишься.
Она хотела еще что-то сказать, но ее речь неожиданно прервал приступ мучительного кашля.
Подойдя к ней, Эмма взяла со стола у кровати чашку разбавленного водой вина и подала питье сестре.
– Снегопад прекратился, – сказала она, пока сестра отхлебывала из чашки. – Со мной все будет в порядке.
Эмма подумала, что, в отличие от Матильды, она редко болеет. Бедная Матильда! На свою беду, она единственный темноволосый, низкорослый и болезненный ребенок их матери среди остальных восьмерых белоголовых братьев и сестер – как на подбор, рослых и здоровых.
Когда старшая сестра опорожнила чашку, Эмма подхватила лежавшую на кровати шаль и накинула ее на свои густые светлые волосы.
– Надо полагать, ты собираешься посмотреть, как там твоя несчастная лошадь, – гортанно прохрипела Матильда. – Не понимаю зачем. Боже мой, об этих животных заботятся так, словно это малые дети! С твоей стороны подло оставлять меня здесь одну.
Эмма, которая любила простор, лошадей, собак и охоту, для которой не было счастья больше, чем скакать вдоль нормандского побережья у подножия высоких меловых скал, даже не пыталась объяснить Матильде, питающей отвращение ко всем этим вещам, почему ей так нужно уйти. Хотя Эмма и сочувствовала больной и скучающей Матильде, она бы сошла с ума, если бы не вдохнула свежего воздуха и хоть немного не побыла в одиночестве. Сестры просидели вместе взаперти целых три дня. Она сняла с крючка на стене теплый, отороченный мехом плащ и набросила себе на плечи.
– Я надолго не задержусь, – пообещала она.
Но Матильда уже нашла другой довод.
– Что, если викинги вернутся, когда ты будешь там? – строго спросила она. – Что помешает этим датским скотам напасть на тебя, если они встретят тебя одну, без охраны?
Обдумывая