отправились в гавань смотреть, какой ущерб нанес шторм их судам. Раньше, чем стемнеет, они, скорее всего, не появятся. Я вернусь задолго до того и, обещаю, уже не оставлю тебя одну до тех пор, пока мы не погасим свечи.
Сказав это, Эмма выскользнула из комнаты прежде, чем Матильда успела придумать еще что-нибудь.
Она отправилась через пустынный двор к конюшне; воздух оказался настолько холодным, что было больно дышать. Эмма шла по скользкой снежной слякоти, взбитой людьми и лошадьми, держась одной рукой за каменную стену. Энжи, белоснежная кобыла Эммы, заржала, узнав хозяйку, и та уткнулась в густой мех на шее животного, отогревая лицо. Однако вскоре она услышала насторожившие ее звуки на конюшенном дворе. Неужели викинги уже вернулись? Похоже, не все, иначе от них было бы намного больше шума.
Эмма увидела у широких ворот Ричарда и Свена Вилобородого, ведущих своих скакунов на конюшню. Она всегда считала своего брата высоким, но король датчан был выше его на полголовы. Они были одного возраста – очень старые с ее точки зрения, ведь Ричард был старше Эммы более чем на двадцать лет. Однако вождь викингов из-за своих белых волос и такой же длинной бороды, разделенной надвое и заплетенной в косицы, выглядел намного старше. Во всем его облике сквозила суровость и даже жестокость, вселяющая в Эмму страх. Наверное, он пугал даже Ричарда, хотя тот и прятал это за личиной вежливости.
У Эммы не было ни малейшего желания приветствовать датского короля или испытывать на себе гнев своего брата, если он обнаружит ее здесь, поэтому она спряталась за крупом лошади, ожидая, когда они уйдут. Но, несмотря на холод, они не торопились. Ричард на ломаном датском расписывал родословную скакуна короля, изо всех сил стараясь объяснить, какие цели он ставит при разведении своих лошадей.
У Эммы вызвали улыбку неловкие усилия брата объясниться на языке Свена. Как и все остальные дети герцогини Гунноры, он учил датский, сидя на коленях матери. И так же, как большинство его братьев и сестер, он забросил это занятие еще в детстве. Одна только Эмма овладела им в полной мере и говорила по-датски так же свободно, как и на языке франков, на бретонском наречии или на латыни. Она даже немного научилась говорить по-английски у священников, иногда приезжавших из-за Ла-Манша к ее брату.
Ни Ричард, ни его брат Роберт, архиепископ, не знали о ее способностях к языкам, в отличие от матери. Гуннора велела ей хранить свой необычный талант в тайне. «Используй его, чтобы слушать, – советовала она ей, – а не для того, чтобы говорить. Тебя удивит то, что ты узнаешь». Сейчас Эмма слушала и с изумлением осознавала, что разговор от выращивания лошадей перешел к выращиванию детей.
– Брачный союз нам обоим пойдет на пользу, – сказал Свен Вилобородый. – У меня два сына, которым нужны невесты. Одна из твоих сестер подошла бы, и, обещаю, ты получишь от этого немалую выгоду. Само собой, если ты откажешься, то многое можешь потерять. – После недолгого молчания король добавил насмешливо-задумчивым