мир поплыл перед глазами.
– Успокойся. Успокойся, кое-что всё-таки уцелело. – Послышался шорох разворачиваемой бумаги. – В это невозможно поверить, но картина – единственное, что не тронул огонь.
Богдан наконец замер и, утирая слёзы, поднял голову.
Пожарный смотрел на незаконченный портрет Роберта с немым восторгом, будто перед ним было что-то поистине величественное. Только вот Богдан не ощущал ничего, кроме отчаянья.
– Так не бывает. В таком пожаре вещи просто не сохраняются. Только если это не истинное искусство, – всё ещё не отрывая глаз от картины, произнёс он с трепетом. – Это ведь твоё?
Богдан неуверенно кивнул, продолжая смотреть на нечёткое изображение, которое не смог тронуть огонь.
– Возьми.
Богдан схватил портрет и тут же в ужасе вскрикнул.
Лезвие топора блеснуло в руках пожарного, словно предвестник беды. Раздался отвратительный хруст, и фонтан крови брызнул прямо на лицо и шею Богдана, отчего он инстинктивно отпрянул. Пожарный зашатался, будто пьяный, и отступил на шаг, выпустив из ослабевших рук окровавленный топор. Он судорожно схватился за глазницы, в которых вместо зрачков было рваное месиво из плоти и костей. Сердце Богдана замерло, а по вискам потёк холодный пот. Он огляделся по сторонам, пытаясь понять, не снится ли ему этот кошмар. Но нет, это была ужасающая реальность. Кровь струилась сквозь пальцы пожарного, заливая лицо и одежду. Богдан с ужасом смотрел, как тот падает на колени, протягивая окровавленные руки в мольбе о помощи.
Желудок скрутило, и его вырвало прямо на асфальт.
«Полиция! Помогите! Убийца!» – раздались крики со стороны, приведя Богдана в чувство. Двое мужчин бросились к нему, и он в панике пустился бежать, сам не понимая куда.
«Держите его!» – кричали ему в спину, пока ноги несли его прочь. Он бежал изо всех сил, задыхаясь от ужаса. Теперь те люди считают его убийцей, но он не виноват. Только вот кто будет разбираться? Его била дрожь, в ушах стучала кровь, и он пытался выкинуть из головы ту чудовищную картину, которая, казалось, теперь навсегда запечатлелась в памяти.
Легкие горели, когда Богдан забежал в незнакомый двор. Он прислонился к шершавому стволу тополя, чтобы не упасть.
Голова кружилась, сердце колотилось, не давая глотнуть воздуха. В области груди появилось знакомое жжение, которое Богдан не мог спутать ни с чем иным. Ещё одна буква проступила на коже, заставив его дико закричать. На этот раз предпоследняя «Р».
Богдан был в отчаянии. Времени оставалось совсем мало, он должен как можно скорее закончить портрет и защитить Аню, пока не стало слишком поздно. Он не мог допустить, чтобы с ней случилось то же, что и с этим несчастным.
Уже наступила ночь. Шёл дождь, который поначалу казался чем-то несерьёзным, но теперь усиливался с каждой минутой. Громко перестукивались на ветру ветки деревьев, небрежно скидывая листву. Аня и Павел стояли под небольшим навесом в парке, в котором она раньше так любила