отец протянул ему лучшее копье, что у них было. Микула осторожно взял его в руки. Рукоять была тяжёлой, из дуба, покрытая тонким слоем смолы. Узнавалась рука Верерука, узоры, что переплетались с рунами, превращаясь в защитные заклинания.
─ Благодарю, отец, ─ Микула отложил копье к рубахе. Сердце билось, как бешеное, и мальчик боялся, что отец услышит его.
─ Ты молодец, Микула, ─ он хлопнул парня по плечу, ─ Я буду ждать твоего возвращения.
Матушка, кряхтя, принесла походный мешок и корзинку.
─ Вот, Микул, собрала все самое нужное. Котелок, крупы, немного вяленого мяса, полбатона хлеба. А в корзинке все Велесу, я ему рубаху с солнцем вышила, отец твой собрал мёду, Верерука положил флейту. Ты если сможешь, по пути ему грибов собери, что ли. Нельзя к нему с пустыми руками. Обязательно надо что-то от себя положить. Не потеряй только, ─ она поставила корзинку на лавку и обняла сына.
─ Ты только вернись, хорошо? ─ прошептала матушка.
─ Хорошо, ─ ответил Микула, обнимая её в ответ. После Микула переоделся. Надел вышитую знаком Велеса рубаху, да темно-зелёные штаны, обул красные сапоги. Отец сам его подпоясал.
─ Помню, как это было в первый раз, ─ тяжело вздохнул мужчина. Только сейчас Микула заметил, как сильно изменился отец. Впали щеки, залегли мешки под глазами, руки стали словно худее. Будто на лет десять за ночь постарел.
─ Я вернусь, ─ пообещал Микула, беря мешок, корзинку и копье. Его он использовал как посох.
Проводить его вышла вся деревня. Народ благословлял, его обнимали, в щеки целовали. Несколько молодых девушек даже плакали за материнскими плечами. Никто ничего плохого ему не говорил. И на мгновение Микула показалось, что он просто надумал себе такое отношение людей. Конечно, вышли не все. Те, кто задирали, не пришли. Возможно, они в него не верили. Да Микула и сам в себя не верил, но виду не подавал. Обняв ещё раз плачущую мать, он пошёл через ромашковое поле к лесу. Туда, где восходит солнце. Туда, куда вела тропа.
Глава 2. Настасья
Серебристый металл со свистом рассек воздух. На острие серпа заиграли обжигающие лучи солнца, а через мгновение он опустился, срезая толстые колосья пшеницы. Настасья удовлетворенно кивнула, глядя на урожай, что упал к её ногам. Жёлтые колосья рассыпались, и девушка уже слышала ворчание матери, которая потом будет их собирать. Только она так срезала урожай. Остальные делали это аккуратно, заранее связав колосья веревками. И лишь злотовласая Настасья действовала на опережение. Спешила, словно опаздывала куда-то. Пыталась быть первой, хотя соревноваться было не с кем.
─ Полдень! ─ раздался грубый женский крик над полем. Девушки весело поднялись, отряхивая подолы юбок. Настасья, как и все, повесила серп на красный пояс, что подпоясывал рубаху. И тоже побежала к Матрене. Та всегда собирала их на обед. Матрена была их учителем, все девочки, что достигали семи лет, попадали к ней. Женщине уже было за пятьдесят, и она считалась самой мудрой в их деревне. Сейчас она стояла с охапкой сарафанов, напоминая огромную овцу. Сарафаны