забегали вокруг плачущей навзрыд женщины двумя неуклюжими медведями. А она, прикрыв ладошками лицо, беспрестанно повторяла:
– Марципан, марципан.
Бедный купец никак не мог прийти в себя от случившегося инцидента. Он сбросил с себя шапку и, вздыхая с тяжким присвистом, огромным платком вытирал вспотевшие глубокие складки на шее. Его замечательные уши, торчавшие созвездием пса на макушке головы, застыли в ожидании команды. Первым от этого шквала горя пришёл в себя Эрнст.
– Не плачь. У тебя всё будет, моя маленькая птичка, – обняв жену, прошептал он, выкладывая на прилавок купца все имеющиеся в наличие крейцеры.
И Эрнст жестом, понятным всему миру, вывернув перед купцом пустые карманы, развёл пустыми руками. Купец, вернувшись к прилавку, аккуратно возложив на него живот, застыл в недоумении. Любопытная толпа, потеряв всякий интерес к несостоявшемуся скандалу, рассеялась утренним туманом.
Кто-то ласково потёрся о ноги Эдит, и в наступившей тишине послышалось робкое ме-ме-ме. Перед глазами заплаканной женщины стояла Марта с оборванной верёвкой на шее. Она смотрела на хозяйку преданными голубыми глазами, пытаясь прихватить зубами подол её юбки. Горестный плач перешёл в гомерический хохот. Ничего не понимающий купец, глядя на согнувшуюся пополам от смеха пару, покрутил пальцем у виска. Чудной народ эти немцы, верно говорят: что русскому хорошо, то немцу смерть. Пусть сами разбираются, моё дело – торг, и, довольно крякнув от удачной сделки, купец сгрёб в квадратную ладонь выложенные на прилавок крейцеры. Пересчитав деньги, он отделил от неё десятую часть, которую должен был по закону отдать в церковь, минуту подумал, широко перекрестился за своевольное распоряжение господской десятиной и, подойдя к Эдит со словами: «Марципан, марципан» высыпал в её ладошку крейцеры.
– Ну что же, поздравляю тебя, Михайло Гаврилыч, с удачной продажей, – похвалил себя купец, – надеюсь, Господь простит тебя за такое своеволие, уж больно маленькую фрау жаль, ишь ты, как убивалась по какому-то марципану, родителя, небось, так зовут.
Михайло Гаврилыч, достав из-под прилавка холщовую сумку и аккуратно уложив в неё проданные вещи, подошёл к Эдит. Та, засияв розовым бутоном, неожиданно для себя чмокнула купца в колючую щетину. Тот растерянно потоптался на месте с подозрительно заблестевшими глазами развернулся и, махнув рукой, направился к своему прилавку. Счастливые от удачных покупок, Эрнст и Эдит направились к выходу с ярмарки и вскоре смешались с толпой. При выходе из порта до их ушей донёсся требовательный окрик:
– Иван!
Разрезая огромным животом-волнорезом идущую навстречу толпу, купец продирался к колонистам.
– Иван! – рявкнул он, встретившись глазами с Эрнстом, и со словами: – Россия. Мороз. Холодно, – купец, сунув опешившему парню мужской кафтан, подбитый мехом, исчез в толпе.
«Какие смешные эти русские, – с теплотой в душе подумал Эрнст, зарываясь носом в тёплый мех. –