кому и на што давать. В Рогервике, как я мыслю, промышленники местные нам харч должны поставлять. Но забывают иногда, да с душком подсовывают. Вот бумага съестная. Что едите? Наизусть знаю: горох, мука подправочная, крупа пшеничная да хлеб чёрный. А где сало филейное? То-то и оно. Беру это на себя, добрые припасы есть будем. Это не острог в Москве, где не кормят, тать сам пропитание вымолить должен. О вас я думу думать буду. Суперечных мне Любрас на галеры флотские будет отправлять. Скажи, Еремей, ты был на них, спиной знаешь.
Поднялся «вечный» каторжник, лет сорока, тощий телом, но с большими как у рака руками-клешнями.
– Значица, так. На каждую скамейку (банкой зовётся) сажают пять-шесть гребцов. К той банке куют цепями, почти с мою пясть, – и Еремей показал свой пудовый кулак. – Чтобы дурно от работы не стало, в рот – кусок ржаного хлеба, в вине смоченный, кляп прозывается. У охраны бич в руках, сморило тебя, либо мочи грести нет – получай по спине с размаху. С весны до осени галерные спят прикованными к банкам окаянным, в шторм или морском бою так закованные к рыбам на корм и идут. Зимой в острог – забивать сваи, таскать землю и камни, всё как у нас. Но все равные во грехе – каморочек там нет. Я обо всём поведал, упаси Бог от такой участи, – и Еремей, перекрестившись, сел на лавку.
Каин обвёл глазами притихших душегубов и тихо сказал:
– Кто испытать меня удумает да подлость учинить, тому на скамейке галерной подвинутся. Все учуяли? В глаза мне смотрите и не моргайте! Материться больше не будем, мне староверы-вечники объяснили, что такие слова подпитывают бесов, посему говорим только по арго воровскому, пусть гадают надзорные, о чём мы балакаем. Спасибо не говорим за дела добрые, не будем Бога усекать, говорить надо «Спаси Христос» или «благодарствую». Как в народе глаголят, из спасиба шубы не сошьёшь. А чтобы силы иметь, мы, каторжные, должны общий котёл из деньги сварганить – манеты (петровская «манета добрая цена рубль») государевы ключ к многим отмычкам, даже души человечьи открывают, ибо натура у всех одна – деньга выше совести. А теперича у кого какие гроши за пазухой есть – кидай в мою шапку, жить по-новишному будем!
* * *
Восемь лет «процарствовал» Ванька Каин в Рогервике, в тело вошёл, дела воровские наладил, сподручными обзавёлся, всё, что рядовым каторжным обещал – наполовину исполнил. При нём изрядных каморочек и нар, имевших собственные отгородки, прибавилось, постояльцы которых по благосклонности тюремных командиров и Ваньки Каина на работу не хаживали, имели собственное расписание и лютым боем гнали нижние каторжные «чины» на работу в залив. Ваньке и его дружкам даже легче жилось, чем простым конвойным офицерам – те, по выражению уже упомянутого Андрея Болотова, «должны стоять при ветре, дожде, снеге и морозе, без всякой защиты и одним своим плащом прикрыту быть, а сверх того ежеминутно опасаться, чтоб не ушёл кто из злодеев. …Выдумки, хитрости и пронырства