героев сегодняшнего дня:
– Здорово, молодцы!
Молодцы нестройно приветствовали генерала. Только несколько человек до конца вяло проговорили чересчур длинную для них сейчас фразу «Здравия желаем, ваше превосходительство». Кто-то и вовсе не раскрыл рта. Было видно, что они крайне расстроены. Генерал спрыгнул с коня и подошел к казакам. Молодой штабс-капитан, лежал на бурке. Френч на Суровцеве был расстегнут, и из-под него торчали окровавленные лоскуты чьей-то изорванной нательной рубахи. На плече и груди расползлось широкое пятно от крови, на красном фоне которого блестел золотой значок Академии Генерального штаба.
– Живой? – спросил казаков командир корпуса.
– Живой он, ваше превосходительство. Только вот в сознание чего-то не приходит. А так рана не велика.
– Кто таков?
– Офицер из штаба дивизии. Он с нами разведку вел.
– Несите в тыл героя, – приказал генерал, – потом поговорим. Кто старший?
– Вахмистр Востров, – представился Востров, только теперь вспомнив, что Мирк-Суровцев, как предписывает устав, назначил его своим заместителем перед боем. Что и обязан делать каждый командир на случай своей гибели или ранения.
– Командуйте, вахмистр. Как отойдем – явитесь ко мне с докладом.
– Ваше превосходительство, их благородие велели свою сумку и планшетку в штаб передать сразу, как выйдем, – быстро проговорил Востров и протянул генералу сумку и планшет Суровцева. Также добавил к ним сумку, набитую документами из только что разгромленного немецкого штаба. – А я чего доложить можу? Это дело офицерское.
Суровцев пришел в себя. Открыл глаза, пытаясь сообразить, где он находится. Рядом громко смеялись казаки. Над ним склонилась молоденькая женщина. Сергей догадался, что это сестра милосердия.
– А я вот, барышня, точно знаю, когда раненый на поле боя зимой в снегу лежит, так ему одно спасение от смерти – ласка бабья, – говорил Надточий. – Наш штабс-капитан, хоть и не по зиме ранен, а сдается мне, что ему сейчас, как малому, титька бабья в самый раз будет.
И опять громкий смех. «Совсем распоясались казачки», – подумал Мирк-Суровцев, но тоже улыбнулся. Боль в плече не была теперь столь острой. Но очень болела и кружилась голова. Он попытался подняться.
– Лежите. Не стоит вставать, – нежным, почти девичьим голосом сказала сестра. Она тоже улыбалась.
Казаки, оборвав смех, придвинулись к Суровцеву.
– Что со мной? – спросил офицер.
– Все хорошо, голубчик. Рана ваша не опасная. Навылет. Хирург вас смотрел и сказал, что даже кость не задета, – точно пропела сестра.
– Я все же встану…
Казаки помогли ему подняться. Он сидел на кровати, застеленной свежей простыней. Правая рука была плотно прибинтована к телу. Несколько смутился, что он в кальсонах в присутствии дамы, но тут же понял, что это глупо с его стороны – стесняться сестры милосердия. Но все же покраснел. Тоже дурацкое