тоном, средним меж стенаниями и обычной речью. В знак укоризны тетя не поднимала благочестиво склоненной головы чуть дольше остальных, а вскинув ее наконец, поймала на себе взгляд Валенсии. Вот тогда-то, уверяла позднее тетя Веллингтон, она и заметила: с Валенсией что-то не так. В странных раскосых глазах племянницы – «мы давно должны были догадаться, что девица с такими глазами не без изъяна», – мерцала довольная усмешка, словно Валенсия потешалась над теткой. Разумеется, допустить подобную возможность тетя Веллингтон не могла и тотчас отбросила подозрение.
Между тем Валенсия от души развлекалась. Никогда прежде семейные собрания не доставляли ей столько удовольствия. На взрослых торжествах, как и в детских играх, она всегда была обременительным довеском. Родные считали ее слишком скучной. Она не владела никакими светскими уловками. Более того, привычка искать укрытия от скуки семейных посиделок в Голубом замке вела к рассеянности, укрепляя ее репутацию тусклой и пустой особы. «Напрочь лишена светского лоска и обаяния», – раз и навсегда постановила тетя Веллингтон. Никто и не подумал, что Валенсия просто-напросто немела в присутствии родни, оттого что боялась ее.
Теперь же страх оставил Валенсию. Оковы упали с души. Она была готова высказаться, если представится случай, и позволила себе свободу мысли, на какую прежде никогда бы не осмелилась. Валенсия ощутила в себе ту же шальную, торжествующую уверенность, с какой дядя Герберт разрезал индейку. Взглянув на племянницу во второй раз за день, этот последний, будучи мужчиной, не понял, что она сотворила со своими волосами, но с удивлением подумал, что Досс не такая уж дурнушка, и положил добавку белого мяса в ее тарелку.
– Какой гриб самый опасный для красоты юной леди? – провозгласил дядя Бенджамин для затравки, чтобы «чуть расслабиться», как он говорил. Однако Валенсия, которой полагалось спросить: «И какой же?», промолчала, и дяде Бенджамину пришлось держать неловкую паузу, прежде чем самому ответить: – Грусть.
Комический эффект был безнадежно утрачен. Дядя возмущенно воззрился на Валенсию, которая никогда прежде его не подводила, но та, казалось, этого даже не заметила. Исподволь оглядывая родню, она безжалостно препарировала нравы и обычаи участников тоскливого сборища и забавлялась, с бесстрастной улыбкой наблюдая их мелкую суету. Подумать только, что этих людей она всегда почитала и боялась. Теперь она смотрела на них другими глазами.
Крупная, не лишенная способностей, но высокомерная и многословная тетя Милдред всегда считала себя самой умной в семье; своего мужа выставляла чуть ли не ангелом, а детей – вундеркиндами. Разве не у ее сына Говарда уже в одиннадцать месяцев прорезались все зубы? И кто, как не она, мог дать наилучший совет насчет всего на свете, от приготовления грибов до ловли змей? Но как же она была скучна! И какие ужасные родинки у нее на лице!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив