из-за темноты становилось совсем уж невыносимо, но я старательно молчала, накрепко запомнив, что в любой ситуации виновата я и никто больше. А виноватых наказывают.
Абсолютно естественным результатом такой помощи с уроками стал полный ступор при виде цифр и уравнений. Школу я закончила с единственной тройкой – конечно, по математике, и то исключительно благодаря деньгам в конверте, которые я исправно носила учительнице в качестве «благодарности» за дополнительные занятия. Я до сих пор считаю на калькуляторе, сколько будет шесть плюс семь и работаю с психологом, чтобы справиться с ПТСР и синдромом выученной беспомощности.
А вот кричать, к сожалению, я разучилась лет в пятнадцать, когда в нашей семье появился второй отчим. До сих пор я не могу сознательно заставить себя закричать – горло сжимается до хрипа, ладони потеют, а в ушах звенит. Это называется «горловой блок» и с этим тоже, конечно, можно работать, но я все равно ужасно завидую людям, которые могут покричать от души – это такая большая отдушина!
М.: «Мама часто нас лупила, и иногда по-черному, следы оставались от выбивалки, например. Мы с сестрой всегда во дворе, говорили что это мы дрались и друг другу поставили.»
Ценность
Н.: «Причина моего появления в приёмной семье банальна и достаточнораспространена: у матери не получилось выносить и родить ребёнка, несмотря на множество попыток. Её сестра умерла в том же, 1995 году, перед тем как я появилась в этой семье.
Сестра моей приёмной матери умерла зимой, в начале года. Молодая, красивая женщина, которой было всего 32 года, не была замужем и не имела детей. Её болезнь началась в детстве, но во взрослом возрасте внезапно обострилась, и неправильное лечение привело к её преждевременной смерти после непродолжительного периода пребывания в больнице. Моя мать к тому моменту уже три года как была в разводе, и встречалась с мужчиной, который жил в другом городе. Бабушка уже вышла на пенсию, а дедушка заведовал кафедрой в местном университете. Эта семья выглядела внешне полностью благополучной, за исключением того, что мать и тётка не имели ни своей семьи, ни детей, и существовали на одной жилплощади с родителями, что не могло не порождать конфликт поколений.
Идея усыновить ребёнка появилась в тот период, когда вся семья переживала горе от смерти её сестры. Бабушка погрузилась в него с головой: плакала каждый день, окружила себя портретами умершей дочери, воевала с системой здравоохранения, и пыталась засадить за решетку лечащего врача (что ей так и не удалось), дедушка ушёл с головой в работу, а мама – в докторскую диссертацию. Видимо, это было попыткой заполнить пустоту внутри: они все переживали горе, но каждый по отдельности, и сложно было представить, чтобы они объединились, чтобы пережить его вместе. Знакомые устроили возможность найти ребенка, и мать поехала в другой угол региона, чтобы его забрать. Эту девочку звали Н., ей было 6 лет, на её глазах погибла её мать. Н. прожила в нашей семье какой-то короткий срок – то ли месяц, то