когда мне до зарезу хотелось увидеть девицу с тележкой. Вернее, без тележки – зачем мне эта тележка? Глубок и хитер этот Ганин! Наблюдателен и проницателен! Впрочем, иначе я бы с ним и не дружил. Вон, семнадцать «братишек» сейчас с похмелья на «Пионере Сахалина» мучаются, проспятся – будут похмеляться и заодно капитана своего, кормильца, поминать теплой «Кубанской» и холодным рассолом. Ну не с ними же мне дружбу водить! А с Ганиным интересно, поэтому я ему все подначки и подколки прощаю. А он, соответственно, мне.
– Не бурчи! Езжай за своей рыбой! Я в «триста двенадцатом», так что вечерком давай созвонимся.
– До вечера не появишься?
– Вряд ли.
– А что с этим капитаном? Его правда убили?
– Отравили. Или сам отравился, пока непонятно. Я сейчас туда еду.
– Туда – это куда?
– В «Кани Уарудо», где это стряслось.
– В кабак, что ли? Ну-ну… Ты фигню-то эту по телику видел?
– Какую фигню?
– Ну ради которой ты сюда приперся. Нашу фигню.
– Я сюда не за фигней вашей приехал, а вашего моряка выпроваживать, чтобы в следующий раз с бумагой приехал, как у людей полагается. Мне до этой фигни дела нет.
– Ага, нет, конечно…
– Не веришь – не надо… А ты, случайно, не разобрал, чего на ней написано? А то по телику так быстро показали, что я не успел прочитать.
– Разобрал, конечно, чего там разбирать…
– И что на ней написано?
– Вечером пивка выпьем, и я тебе скажу.
Мне опять захотелось врезать этому самодовольному сэнсэю в район нижних зубов, но тут между нами возник знакомый водитель.
– Господин майор, я за вами. Осима-сан уже ждет.
– Да-да, поехали. А ты, Ганин, лови рыбу и готовь перевод в двух экземплярах.
– Давай-давай, Шерлок Холмс! За мной не залежится!
На выходе я обернулся к страдающему от безделья и безлюдья фанату кофе из автоматов в штатском и подмигнул ему левым глазом. Тот дернулся, оторвал от газеты уголок, скатал из него шарик и запихнул его в рот. Мусоля его во рту, он ловко свернул газету в трубку, поднес ее к губам и выстрелил в меня бумажным шариком. Я инстинктивно отпрянул в сторону, и тугой влажный комочек смачно чмокнул в щеку моего водителя.
У меня хорошо развито боковое зрение. В нашем деле иначе нельзя. Не уследишь за тем, что делается у тебя с боков – получишь оттуда чем-нибудь тяжелым или острым. А с годами сильнее стало и затылочное зрение, я научился чувствовать взгляды, устремленные мне вслед.
Вот и сейчас, подходя к машине, я ясно осознал, что мне в спину кто-то смотрит. И взгляд этот был не ганинский и не осимовского «штатского». Не потому, что они не могли смотреть мне в спину, а потому, что взгляд этот давил на меня сверху. Я подумал, обернуться мне или нет – опять эта проклятая проблема выбора! – но «Хонда», к которой я подошел, сняла все вопросы.
В отражении стекла задней дверцы я увидел, как из окна четвертого этажа гостиницы из-за придерживаемой рукой портьеры мне вслед смотрит иностранец. Я специально