ицом. Мужчины в белом. Боже, как плохо!»
– Подвинь утку, её сейчас стошнит. Вот чёрт! Набок разверни.
– Как я её поверну? Она привязана!
– Голову подвинь к краю!
– Давай, давай. Вот так. Смотри, чтоб не захлебнулась.
– Где я? – собрав все силы, спрашиваю, вглядываясь в лица людей в белом. Горечь во рту вызывает очередной позыв к рвоте. – Дайте воды, – отплёвываясь и скривившись от вкуса желчи во рту, шепчу, тяжело дыша.
Сердце колотится. Голова гудит. Всё кружится и плывёт. Пытаюсь поднять правую руку, чтобы вытереть рот. Не получается.
– Голову приподними ей.
Тёплая вода с противным запахом хлорки смывает горечь и приводит в чувства. Зажмуриваю глаза, что есть силы и раскрываю так широко, насколько могу. Мужчины стоят, молча, с двух сторон.
– Где я? – повторяю вопрос.
– Ты в психиатрической больнице.
– Что с моими руками?
– Ничего с твоими руками. Ты привязана, потому что разнесла пол-отделения.
– Почему я здесь?– ничего не понимая, пытаюсь сфокусировать взгляд на одном из стоящих.
– Вопросы будешь задавать врачу.
– А вы кто? – Чувствую, что теряю силы и закрываю глаза. Слабость охватывает всё тело. В ушах звенит. Проваливаюсь в темноту.
Первое, что слышу, когда прихожу в себя – это гул и щелчки. Осторожно открываю глаза. На потолке гудит и моргает лампа. Холодно. Всё тело болит.
Руки и ноги привязаны к кровати. Приподнимаю голову – никого. В палате с крашенными в синий цвет стенами я одна. Дверь – железная, с небольшим, круглым окошком.
– Пожалуйста, – хриплю, – Пожалуйста, помогите, – слёзы по вискам стекают на серую замызганную подушку. Во рту пересохло. Время тянется. Не чувствую ног. Улавливаю мелодию гудящей лампы:
«Какая-то монотонная параноидальная драма».
Слышу поворот ключа и скрип открывающейся двери.
– Ну, ты как? – бородатое лицо с зелёными глазами расплывается в улыбке надо мной.
– Помогите! – хриплый голос едва пробивается через ссохшийся рот и вязкие слюни, склеившие губы.
– Я тебя переведу в палату. Только давай спокойно.
Бородатый отвязывает мои руки и ноги, – Иначе…– недоговорив, он подхватывает меня сильными руками подмышки и поднимает с кровати, – Идти сможешь?
Машу утвердительно головой и пытаюсь сглотнуть, но всё пересохло, кажется, до самого желудка.
Медбрат крепко обхватывает за талию, кладёт мою руку себе на плечо.
Он почти несёт меня. Ноги не слушаются и волокутся по полу. Только иногда успеваю попасть ногой в темп шага несущего.
«Наверное, сейчас ночь».
Длинный тускло освещённый коридор – пуст. Двери, встречающиеся по обе стороны – заперты. Мы движемся быстро. Я чувствую его тяжёлое дыхание и терпкий запах сигаретного дыма, смешанного с ароматом мужского парфюма.
– Пришли, – усадив меня на лавку у железной двери, достаёт связку ключей и, выбрав нужный, открывает замок. Подняв меня с лавки и, закинув на плечо, как скрученный ковёр, затаскивает в комнату. Темно. Кидает на кровать. Железная сетка прогибается и противно скрипит под тяжестью моего тела. Бородатый удаляется, заперев за собой дверь. Лёжа на спине, вглядываясь в темноту, жду. Чего именно не понимаю, но жду.
«Человек вообще странное существо, всё время чего-то ждёт. Как я здесь оказалась? Что со мной случилось?»
Напрягая память, пытаюсь вспомнить хоть что-то.
Вспоминаю, как в бешенстве кусаю человека. Чувствую вкус крови во рту. Мои руки скручивают, волокут по коридору. Колени больно бьются о каменный пол. Хрюкающее противное лицо нависает надо мной. Его рука лезет под мой халат.
Кашель возвращает мысли из обрывков страшных воспоминаний в реальность. В небольшое окошко надо мной пробиваются первые лучи солнца. Поднимаю голову. Напротив, на кровати, судорожно бьётся в кашле старуха, прикрывая рот рукой.
Взъерошенные засаленные седые волосы лежат на её лице.
– Ворон, – старуха поднимает руку и показывает трясущимся пальцем на окно. Её голос звучит, как скрип моей кровати.
– Что? – не понимаю и, приподнимаясь, смотрю в окно. На решётке, за окном, сидит птица. Перевожу взгляд на соседку.
– Кто-то умрёт! – Старуха опускает руку к лицу и откидывает волосы, – Кто-то умрёт! – повторяет она и смотрит в упор на меня. Мутные глаза сверлят меня взглядом. Жуткое зрелище: горбатый нос и тонкие губы, растянувшиеся в кривой ухмылке.
«Старая ведьма!»
Старуха закидывает голову, сотрясаясь в диком смехе, потом вскакивает и начинает бегать по палате, повторяя: «Кто-то умрёт, кто-то умрёт!»
Меня колотит от холода и ужаса, который я наблюдаю.
Наконец, успокоившись, старуха садится рядом со мной на кровать и берёт мою руку. Я, не сопротивляясь, наблюдаю за ней настороженно. Поднеся