отдавал приказы о пытках и смерти.
Рим представлял своего рода замкнутый круг истории, повторяющийся снова и снова. Богатство переходит в нищету и снова в богатство. Все, что могло случиться, уже случилось здесь. Так почему бы тогда не забыть обо всем этом и не сосредоточиться на dolce vita?[17]
Отказавшись от вина санджовезе, которое в изобилии разливалось мужчинами, Вивьен пила свой второй кофе за день. Это никак не улучшало ее настроения. Здесь было так много творческих ограничений, к которым она не привыкла и о которых ее не предупреждали. Вивьен всегда ценила, когда ее предупреждают.
– И, – продолжил Дуглас Кертис, – наших главных героев совершенно определенно нельзя показывать вместе в постели, даже полностью одетыми.
– Кого это может оскорбить?
– Богобоязненную американскую публику.
– Но прошлой весной «Три монеты в фонтане» были выпущены с точно таким же кадром, – настаивала Вивьен.
– Кадр обрывается, перед тем, как что-то происходит, – напомнил ей Кертис.
– Очень похоже на вашу личную жизнь, – заметил один из ассистентов режиссера.
Всегда отличавшийся веселым нравом, Кертис состроил игривую гримасу, когда мужчины вокруг него рассмеялись, а затем повернулся к Вивьен:
– Виви, ты не хуже меня знаешь, что это никогда не пройдет мимо церкви.
Теперь настала очередь Вивьен состроить гримасу:
– Тогда зачем я здесь? Пусть церковь переписывает это. – Она оттолкнула сценарий, словно испытывая отвращение.
– Вивьен, милая, я серьезно. – Кертис начал барабанить указательным пальцем правой руки по своему экземпляру сценария. – Кардинал Маркетти грозится посетить съемки.
Мужчины на студии часто упоминали кардинала так, словно он был могущественен, как Бог. Вивьен это не испугало, но заинтриговало. Ассистентки дали Маркетти прозвище bestiaccia, что означает «монстр». Ватикан прислал кардинала, когда узнал от своих шпионов о каких-то сомнительных материалах. Это была неформальная сеть людей на всех уровнях студии, которые упорно сохраняли свои рабочие места после падения фашизма.
Вивьен узнала, что итальянские мужчины упрямы во многих отношениях. Они показали себя особенно непреклонными, если отвергать их знаки внимания. В Англии простое язвительное замечание могло навсегда поставить мужчину на место. В Италии все было не так. Здесь мужчины практически наслаждались отказом.
– Так пусть кардинал приходит.
Кертис раздраженно развел руками и всех отпустил. Когда Вивьен вышла из обеденного зала, Леви Бассано бросился к ней. Вместе они прошли мимо бара, где Федерико Феллини проводил столько встреч, что персонал отеля называл его ufficio[18], затем пересекли вестибюль, который был почти пуст, так как вся страна спала.
– Мы спорим об этом уже несколько дней, – сказала она со вздохом.
– Ты с этим споришь, – поддразнил ее Леви.
– О да, я знаю, это