вас меня не взяли? – спрашиваю я.
Вот так вот, прямо в лоб, а чего мелочиться?
– Что? – усмехается Оленьевич.
– Это вы что-то сказали своей сестре, да?
– Она даже не знает, кто вы, – отвечает он, – да и зачем мне что-то говорить?
– Чтобы проучить меня, – пожимаю плечами. – За прогул.
На лице репетитора появляется искреннее удивление, разбавленное милой улыбкой. Как бесит меня вот эта его физиономия с мимолетной улыбочкой!
– Вы считаете, что я бы пошел на такую подлость и низость? – приподняв брови, спрашивает Оленьевич.
Он реально оскорблен? Похоже на то. На самом деле мне даже обидно, ведь я надеялась, что это не я ужасно откатала программу и показала себя, а он сделал мне подлянку. Такой расклад мне было бы куда проще принять, чем это.
– Не хотите извиниться? – задает вопрос он.
Чего-чего? Шутка сейчас была?
– Не хочу, – фыркаю я, дерзко задрав подбородок.
Тяжело вздохнув, репетитор качает головой и разворачивается, чтобы вернуться обратно в зал. Отходит почти на пару шагов и вдруг бросает напоследок:
– До встречи в четверг на занятиях!
– А что, если у меня снова возникнут проблемы с автобусом? – прячу усмешку я, отвечая незамедлительно.
– Господи боже, Иванова, что с вами не так? – неожиданно зло смеется Оленьевич и вновь возвращается ко мне. Останавливается напротив и смотрит сверху вниз, изучает мое лицо.
– Со мной все так! – во мне поднимается встречная волна агрессии, и сдерживать ее все труднее. – Просто ко мне прицепились мама и вы со своей учебой, в то время как я пытаюсь найти свой собственный путь!
– Учеба – не отдельный путь для вас, как не поймете, а лишь приятный бонус на будущее! – говорит Оленьевич, и у него голосе проскакивает негодование. – Резерфорд был лучшим игроком в регби в своем университете, завоевывал командные награды, а еще он стал великим ученым, отцом ядерной физики! И чем же вам помешает поступление в институт?!
– Это драгоценное время, которое я могу потратить на что-то более стоящее, вроде смотра или кастинга в той сфере, которая интересна мне! – почти кричу я, и мой голос эхом разносится по зданию, отражаясь от стен вестибюля. – Я не хочу всю жизнь работать на той работе, которую ненавижу! Я не хочу поступать туда, где мне будет не интересно! Вот только выбора у меня нет, меня в угол загнали, времени у меня до конца этого лета, и мне катастрофически не везет!
Замолкаю и чувствую, как пощипывает в носу, предвещая о том, что скоро и слезы нахлынут на глаза. Черт… Одно дело – знать, но совсем другое – сказать вслух и осознать в полной мере происходящее. До конца этого лета, и… все. Либо универ, либо работа кассиром в соседнем супермаркете. Таков был уговор с мамой.
Смотрю в лицо Оленьевичу и вижу, как желваки двигаются на его скулах – злится. Теперь я понимаю, что мы оба на взводе, тяжело дышим и доведены почти что до белого каления. Хоть в чем-то у нас взаимопонимание с репетитором: я ненавижу его, а он ненавидит меня.
Ой,