руку, Джейк тут же бросает бейсбольную биту к ногам Джеффри и во все горло зовет Рафа.
Раф чуть не выбивает дверь. Я хватаю Джеффри, и мы, отпихнув Рафа с дороги, бежим по длинному коридору, мимо прокуренных комнат и жестоких игр. Когда добегаем до входной двери, арбалетный болт вонзается в дерево прямо рядом с моей головой. Я проталкиваю Джеффри вперед.
– Сюда они за нами не погонятся.
Я твержу эти слова снова и снова, сначала крича, потом все тише и тише; мы уже совсем далеко от администрации.
В Школе тихо. Мы слишком шумели.
Джеффри позволяет мне таскать его туда-сюда, как бумажную куклу, даже когда я немного теряюсь. Через несколько минут я чувствую, как тяжела его рука. Он уже не бумажная кукла, а мешок с цементом. Я останавливаюсь посреди коридора перед высоким рядом темных шкафчиков, давно покинутых своими хозяевами. Джеффри на мгновение замирает, отрешенно глядя себе под ноги, а затем приваливается к шкафчикам и сползает на пол. Темные брызги крови на его жилете уже подсыхают. Я опускаюсь перед ним на колени. В уголке его лица – кровавая капелька, и мне хочется ее стереть, но нечем смочить пальцы.
Я снова и снова вижу, как Джейк разрубает себе запястье, каждый раз с нового ракурса. Я уже знаю: этот образ со мной навсегда. Насилие оставляет шрамы.
– Не все ему поверят, – говорю я. Тихо – впрочем, для этих темных коридоров все слишком громко. – Не все админы такие, как Джейк. А наших мы защитим. Скажем, чтоб не выходили из Фонтанного зала и не передвигались по коридорам без друзей. Не обязательно доводить до драки. Сами они наружу не сунутся, а мы их не вынудим.
Глаза Джеффри страдальчески сжимаются в тонкие черточки. Рот у него не умеет закрываться – а у меня не открывается, – и теперь опущенные уголки и квадратные зубы придают ему тревожный, испуганный вид – я это замечаю у него все чаще. Он обхватывает голову, словно пытаясь вернуть ей прежнюю форму.
– Джеффри, – говорю я. Хватаю его за предплечья, но не пытаюсь отодрать его руки от головы.
– Зачем он это сделал? – спрашивает Джеффри. – Зачем он бросил в меня биту? Зачем он подстроил все так, будто это сделал я?
Я молчу.
– Я не хотел такого, – говорит он. – Зачем он себе по руке рубанул? Я этого не хотел, я не хотел его злить, я не знал, что он подумает, будто мы его обвиняем…
– Джеффри, – шепчу я. Он смотрит на меня, и его глаза снова округляются. – Мне очень жаль.
Он наконец опускает руки.
– Мне нужно с ним поговорить, – произносит он и поднимается, хватаясь за шкафчик. – Он еще может меня послушать… Я же могу ему помочь… Он послушает…
Джеффри делает шаг прочь. Я хватаю его за руку и за жилет.
– Нельзя. Джеффри, нельзя! Он так сделал – сделал так, будто это ты на него напал, – чтобы была причина больше никогда не пускать нас в администрацию. Если Раф тебя увидит, он тебе башку прострелит из арбалета. Иди сюда. – Я дергаю его назад и вижу на его лице боль – причудливо нарисованную мелком боль.
Он смотрит мне через