но чуть больше, чем Киж.
– А?! Видели, Константин Платонович? Как я их!
Я кивнул, бросил шпагу в ножны и пошёл в кусты к нашим лошадям. Забрал флягу с водой и прополоскал рот. После активной волшбы Талантом на языке был стальной вкус и едкая горечь. Пожалуй, надо с собой молоко возить, а то простой водой эту гадость сложно перебить.
Вернувшись на дорогу, я нашёл Кижа, перебирающего палаши мёртвых кирасир.
– Боевые трофеи! – возмутился он, заметив мой взгляд. – Оружие заберу, чтобы не пропадало. Ну что вы так осуждающе смотрите, Константин Платонович? Я же не деньги у них из сумок забираю!
– Оставь и отойди.
Киж послушно бросил клинки, а я призвал Анубиса и поднял руки. Над местом побоища занялось гудящее синее пламя, пожирающее всё на своём пути. Минута, и не осталось никаких следов, только тяжёлый чёрный пепел.
– Хорошая сталь была, – пробурчал Киж, крайне недовольный. – Мне палаш давно сменить надо.
– Узнать могли. А нам оставлять улики совершенно ни к чему.
– Как скажете.
Киж надулся, обиженно поджав губы. Ёшки-матрёшки, в три раза старше меня, а ведёт себя как дитё малое. Хоть бери и воспитывай его. С другой стороны, читать мертвецу нотации – это перебор даже для некроманта.
В лагерь мы вернулись тем же путём, сделав крюк и въехав со стороны города. Может, и лишняя перестраховка, но бережёного бог бережёт. Если уж начал заметать следы, делай это тщательно.
Утром я проспал дольше обычного, вымотавшись во вчерашней драке. Так что проснулся только от радостных криков солдат. Это Корсаков вырвался из госпиталя и приехал на батарею. Он хромал на раненую ногу, был бледен, но светился радостью.
– Не мог больше, Константин Платонович, – будто извиняясь, он объяснил мне. – Кормят дрянью, крики постоянные, воняет гноем и лекарствами. Нет уж, лучше я здесь полежу, всё больше толку будет.
– Не тяжело вам верхом ездить? На марше сложно будет с ранением.
– Ерунда, – махнул он рукой, – у нас возок есть, в него сяду, если будет худо. Кстати, должен вас поздравить!
– Простите?
– В штабе корпуса лежит приказ о произведении вас в чин капитана. Растёте, Константин Платонович, растёте. И по-прежнему будете утверждать, что не хотите военной карьеры?
– Не хочу, – я улыбнулся. – При первой же возможности выйду в отставку.
Корсаков покачал головой.
– Как скажете. Вы уже завтракали? Нет? Тогда прошу составить мне компанию.
Денщик майора споро сообразил нам огромную яичницу из десятка яиц с салом и зелёным луком. Корсаков ел не спеша, рассуждая о вреде врачей и пользе старых семейных рецептов. Мол, есть у него такой, доставшийся от матери – бальзам, заживляющий любую рану. Только одна беда: долго он не хранится, а когда лежишь с ранением, готовить его нет возможности.
– Так научите денщика, пусть он вам делает лечебную смесь.
– Нельзя, – Корсаков осуждающе посмотрел на меня, – я дал слово не раскрывать секрет.
Я не успел ему возразить. В